Евгений Мороков - Отчаянный марафон

— Эй, мужики, не надо начинать! — сказал один из них, сидевший по левую руку от меня. — Парень, угомонись, мы уходим.

— Мы с тобой еще встретимся.

— Буду ждать. — Я несколько секунд подавлял желание вмазать ему с правой. Нет, все это не стоит того. Пора возвращаться.

Женщины метались вокруг столов, насыпая как можно больше еды главным гостям. Мужики покорно стояли, то и дело кидая беззубые ухмылки в сторону противоположного пола. Их наградили едой и непочатой бутылкой водки. Пропитые морды не скрывали радости, переговариваясь друг с другом, они выходили в коридор.

Костя погрузился в магию рюмки, как иностранный турист в картины местного художника. Я коснулся его плеча, пожал ему руку, он крепко ее сжал, мне стало не по себе. Жалость и сочувствие подкатили к глазам. Он оставался единственным человеком, скорбящим по прошлому.

На улице все так же светило солнце, теплый ветер шагал мне навстречу, еще живые деревья пели оду любви миру, встречая шелковые лучи света.

Телефон завибрировал, вернув меня обратно в настоящий день.

— Привет, милый, — голос Лизы напомнил о расстоянии в полторы тысячи километров.

— Здравствуйте, юная дама, — придав бодрости голосу, ответил я.

— Ваша дама далеко уже не юная, пора бы уже это знать и намотать на ус, — весело произнесла она.

— Не наговаривайте.

— Ой, ну тебя, — легкий стеснительный смех просочился сквозь трубку. — Максим, как все прошло?

— Пусто и грустно.

— А подробней?

— Только не сейчас.

— Я тебя поняла. Ты когда обратно домой? Я уже не могу тут одна находиться.

— Завтра в обед вылетаю.

— Здорово! Тогда я приготовлю ужин, куплю бутылочку красного полусладкого и мы будем смотреть «В джазе только девушки»! — она звонко засмеялась.

— Ты не устала его пересматривать?

— Нет, ты чего! Это мой любимый фильм. Там же великолепная Монро! Ох, эта женщина! А Джо Браун? Все, решено! Жду вас завтра, сеньор, на просмотр киношедевра.

— Как скажите, мисс.

Мы еще немного поболтали о планах на завтрашний день, который должен обязательно наступить, а потом попрощались до вечера, понимая — все так и будет. Все будет хорошо. Правда?

Пачка сигарет в кармане согревала душу, я не хотел курить, но знал — когда сбегу подальше от этого места, то обязательно предамся наслаждению этой дурной привычки. Люди проходили мимо меня, они стояли у магазинов, на остановках, сидели в автомобилях — ничего не подозревая. Никто не знал, кто сегодня умер. Никто не знал, что еще вчера утром он дышал, а раз никто ничего не знал, то существовал ли он?

Шесть сорок три, электричка снова опаздывает. Люди собирались в группы, сохраняя, как им казалось, драгоценное тепло. Перчатки остались дома, потрескавшиеся фаланги пальцев замерзали в карманах осеннего пальто. Ветер мастерски резал лицо, снег забегал под пазуху, как муравьи под футболку в теплый ясный летний день. Декабрь вступил в силу, оставалось только мириться с погодными условиями, обременяя себя слоями одежды. Мне никогда не нравился такой расклад, поэтому добрую половину зимы старался носить пальто.

Дома еще спали под остатками одинокой ночи. Фонари скучно освещали пути, им плевать на окружающих мир, они делали свою работу, как многие из нас, стоящие на этой платформе. Люди лишь делают вид, словно они живут, а сами забивают на все вокруг, ища личную выгоду, способ выжить, обеспечить семью достатком, забивая на принципы, амбиции, мораль, интересуясь лишь деньгами и общественным мнением.

Забитый тамбур не давал возможности сделать какое-либо движение. Плечом к плечу, нога к ноге, лицом к затылку — такое приветствие встречало меня каждое утро. Пять дней в неделю полные вагоны направляются в центр столицы. Мелкие невзрачные тела разбегаются кто куда, преследуя собственные цели. Агрессивные и уставшие, близкие и дальние, знакомые и прохожие.

Зимой в этом огромном городе, среди миллионов людей, трудно найти по-настоящему живого человека. Все уходят в себя, уделяя внимание музыке в наушниках, буквам в электронных книгах, перепискам в телефонах. Электричка, подобно гончему псу, гнавшемуся за добычей, минуя все преграды, оставляла мрачные станции позади, желая быстрее заполучить добычу.

Спустя некоторое время, когда она прошла половину пути, у людей появилась возможность свободно двигаться, прижаться к стене тамбура. Звуки музыки обрывками проскальзывали в тамбур. Я узнал песню. Молодая семья, которая день за днем ходит по вагонам, исполняя одну и ту же песню на протяжении полугода. Они таскают с собой еще двоих детей: девочка лет шести собирает деньги, бегая с пакетом между лавочек, другой малыш томится у матери на груди. Они берут с собой комбик, гоняя единственный записанный минус по кругу. Меня либо начнет тошнить от этой песни, либо выучу ее наизусть и стану им подпевать. Я всегда поддерживал самобытное творчество, но это не являлось таковым. Я бы назвал это вымогательством. Одна избитая песня звучит из этой маленькой колонки, насилуя и без того угрюмых людей в вагоне.