Разбитые дороги мучили костлявый зад. Прочувствовав каждую кочку, я захотел постоять, неловкость победила, моя задница продолжала сидеть, я начал рассматривать расписной линолеум, устеленный на полу гнилого автомобиля. Молочный цвет превратился в кашу, изощренные цветки теряли красоту под грязными ногами людей. Их обувь оставляла крошки из почвы, сами они не обращали на это никакого внимания. Никого из этих людей я никогда не видел, полагаю, они меня тоже. Все сидели плечом к плечу, ни одного свободного места, запах устоявшегося перегара не давал покоя. Посмотрел на соседа, тот облизал губы, потер грязной рукой щетину, взглянул на меня и улыбнулся, несколько передних зубов отсутствовало, остальные успели пожелтеть, он держал взгляд несколько секунд, затем отвернулся к своим приятелям.
В столовой все было уже готово. Два ряда из четырех-пяти столов, набитых едой и алкоголем. Старики расположились на одном ряду, а молодые и кто считал себя таковым — на другом. Со мной рядом сидел родной дядя, который был на семь лет старше меня. Он постоянно обновлял рюмки, наливая до самых краев. Пить полными рюмками мне никогда не нравилось, приходилось делать два омерзительных глотка, правда, ко всему можно привыкнуть. После третьей я привык.
В зале стояла гробовая тишина, самая подходящая музыка для таких мероприятий. Вилки, ножи, ложки иногда играли на поверхности, создавая мрачную симфонию. Через тяжелые шторы пытался пробиться свет, но ткань, как щит спартанца, спокойно отбивала все атаки. Тусклая душная комната пропитана пылью и запахом отвратительной еды. Этот запах встречается только в столовых и детских садах. От него меня коробило. Помучив кусок белого куриного мяса с двумя салатами и пюре, пальцы рук оставили вилку в покое. Брезгливость могла появляться во мне из-за запахов, людей, сидевших за одним столом, грязной посуды и всеобщей атмосферы. Аппетит не появлялся, а закусывать стоило. Набрав в чистую тарелку фруктовой нарезки, запихивая ее в рот, мы продолжили пить.
Костя, казалось, был единственным человеком, кто по-настоящему знал покойного. Они все детство провели вместе, их родители также все детство детей провели вместе, распивая дешевое пойло в гниющих домах. Костя держался за жизнь, он хотел покорить ее, доказать этому миру, как тот был несправедлив к нему. Закрыв глаза на свою пьющую мамашу (отца он потерял, когда начинал делать первые шаги), Костя зарабатывал деньги, обрывая по ночам персики в садах, охраняемых колхозом, после тащился на вокзал, бегал по перрону за уходящими вдаль поездами, продавая фрукты, покупая еду. Он окончил школу, затем колледж, при этом работал не покладая рук, упорно преследуя цель — быть таким, как все: завести собственную семью, стать прекрасным отцом, купить дом, ходить на любимую работу. Он мечтал о стабильности, которая у многих есть с рождения.
Костя разливал теплую водку крепкой уверенной рукой. Скромное кольцо на руке, мелкие морщины на лице, легкая седина в уже поредевших волосах, хорошая рубашка и автомобиль на стоянке говорили о том, насколько сильный этот человек. Он сумел стать тем, кем так давно мечтал оказаться. У каждого человека свое счастье, но добиться этого счастья одинаково трудно для всех. Мы выпили еще по одной, затем вышли покурить. Голова начинала подводить, легкое опьянение погружало меня на дно, поэтому, когда открылась дверь и свет стрелой выстрелил в глаза, координация стала подводить.
— Да-а, — протянул он, — вот и нет с нами больше его. — Костя достал сигарету, прикурил и передал мне зажигалку.
— Ага, печально все это. — Такие темы всегда прижимали меня к углу ринга. Этот спарринг я проигрывал.
— Он не слушал меня. Понимаешь? Я постоянно твердил ему, чтобы он прекращал пить. Да что толку? Надо было не разговорами помогать, а делом. Хотя его родной дядька, приезжая раз в неделю, дубасил его так, что он потом несколько дней не мог выходить на улицу, — Костя взглянул на меня в поисках ответа, я сделал несколько горизонтальных движений головой в знак негодования. — Ну, бил он его, а что толку? Витя убегал из дома, когда тот приезжал к ним. — Он закурил еще одну, мне тоже пришлось разоружать свою пачку.
— Никто не может исправить человека, какие бы попытки ни предпринимались. А если он этого захочет, значит, он сам себя и исправил. — Я задумался над своими словами: неужели и вправду никто не может изменить жизнь другого человека? При желании все всегда можно оспорить или убедить себя в чем угодно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу