Анатолий Новиков - Календарные дни

Не заподозрил пес. Легким скользящим махом, как будто даже лениво, приближался к кустам. Сердце мое уже под языком колотилось.

Я поднял ружье. Прицельная планка, точно палочка дирижера, отсчитывала последние такты жизни хищника, голова зверя плясала на мушке. Я все давил и давил на спусковую скобу, и все друзья помогали мне, пока не понял с ужасом: не сбить влет пса. Да не от жалости — просто захотелось дурочку погонять, вот этот бег — теплый, осознанный, по целине — вроде бы просрочить. Такого ведь и в кино не увидишь, а если тушу поглядеть охота, можно и на мясокомбинат наведаться.

Волк как жук-скарабей — хворостиной по углам не погоняешь, даже невидимой, чтобы понаблюдать, что да как. Бить надо было уже в бок с сытой шерстью, потому что зверь неожиданно замедлил широкий бег на полвыстреле от моего дерева и, развернувшись на мерзлом хвосте, понесся на место Третьего номера, хотя меня он, точно, не учуял.

Видел ли волка Первый? Не стрелял почему?

Чтобы подавить искушение, я быстро опустил стволы, действуя по правилу, не хочешь искушаться — не искушайся. И тотчас все цвета прихлынули к пейзажу, все неровности к рельефу, к полю, все размеры к предметам, а ко мне вернулось сожаление и обида на себя, что поднятого не остановил, — не видать мне больше волчьего загона с красными флажками.

Зверь уходил к кустам. И чем больше становилось расстояние между нами, тем острее были чувства утраты и ненужности поступка. Верно, все в жизни наметано на живую нитку чувств и определенно: вот и совершаешь поступок ради действа только, чтобы себе доказать или чужому показать себя, но кто же научит наконец делать добро на расстоянии и в упор. Да выкладки досужие враз кончились, и как тут было не остолбенеть с открытым ртом. Третий безмолвствовал. Этого только нам сейчас недоставало.

Третий молчал, хотя пес сел ему прямо на стволы. Зверь добрался до кустов и некоторое время прислушивался к тому, что учиняли близ его логова шумовики. Закричала над головами пронзительная сорока.

На первых трех номерах стояла тишина, готовая к пальбе. Волк словно ожидал — я не мог знать — что? И только потом обнаружилось и разъяснилось, кто порвал эту жалкую технологическую цепочку убийства.

Наконец зверь резко вскинулся, точно уперся в стеклянную стену, и без раскачки резво пошел круто вправо к левому нашему флангу. Несколько раз я терял его из вида, тронулся вслед, почти не думая о маскировке. Дуплет прервал гонку. Четвертый, не выдержав общего молчания, открыл пальбу раньше времени и места.

Столько всякого в это время произошло, что и не поверит легко посторонний человек. На Первый номер неожиданно вышла волчица — кто бы мог думать из нашей команды, что они именно тогда в паре окажутся, даже деревенские мужики потом клялись, что накануне не было замечено спарки. Первый, душа-дядька, в своем секторе обстрела, прячась за смолистыми с последнего лета вересковыми кустами, криз свой гипертонический раздувал, изо всех сил благословляя самку на смерть. Волчица уверенно бежала в сторону деревни по знакомому крепкому насту, по знакомым запахам и приметам и вдруг заметила кость вонючую мясную, торчащую из будто бы ямы, — приваду людскую наивную, и она затрусила в обход. Но из-под знакомого снега неожиданно и сильно вырвались стальные пружины капкана, намертво ужалив и прихватив лапу, — обманули люди, отвлекли, а она еще усмехалась. Еще и к боли, и к безнадежности этой не было времени притерпеться хотя бы чуть-чуть, чтобы не завыть, и на друга милого людей не навести, а уже бежала, спотыкаясь, из-за дерева фигура, страшная вдвойне тем, что выстрелы приберегала.

Волчица оскалилась, шерсть вздыбила для горячей встречи, но человек, не примериваясь, со всего маху ударил прикладом по голове, потом еще — с той торопливой яростью, которая животных не отличает.

Не веря в счастье — капкан неправедный чей! — Первый вспорол волчице горло и стал забрасывать пролитую кровь снегом — унты перемазал.

Волчица, приоткрыв желтые здоровые зубы, остывала той сладостной порой.

А в это время Шестого избаловали вниманием. Набрели на номер сильно завеселевшие мужики, идущие напрямик из Городища в деревню. Выпали неожиданно из кустов и стали допытываться, что незнакомый человек с ружьем в этом лесу делает и есть ли какое-нибудь удостоверение личности, даже без фотографии, а если нет, то им придется его в сельсовет сопроводить с ускорением и, как они громко предположили, еще и благодарность заработать за бдительность, а браконьера к ответу привлечь рублей на пятьсот, впрочем, если чужачок извинится и документ предъявит, то они инцидент, что пришелец взятку предлагал, замнут и даже слово замолвят, коли до суда дело докрутится. Шестой пытался шепотом объясниться, чем вызывал у мужиков сильное подозрение — ну какой же русский шепотом бранится!