Малость, конечно, — еда без хлеба, но вот из-за этого внутреннее равновесие Демидова сильно пошатнулось.
Изредка Демидов поднимал от тарелки внимательные серые глаза, морщил высокий плоский лоб. Взгляд упирался в просторную, на всю стену, фотографию июльского хвойного леса и мелкой каменистой речки. Летнюю ту картину сильно оживляли воробьи, которые суетились в зеленых листьях пальм и планировали из конца в конец зала. За долгую прикамскую зиму птица осела, превратилась в домашнюю и культурную — капала удобрение лишь в кадушку.
Через раздаточное окно было видно, как молоденькие поварихи, ловко постукивая ножами, готовили обед, и доносился их звонкий здоровый смех.
К столовой подкатил автофургон. В тамбуре потопали — вошел с лотком хлеба пропавший Семен, гражданин лет пятидесяти, крепко усохший на лицо и в теле — будто полвека в Сахаре выработал.
Началось обычное деревенское представление. Поварихи выставили в окно розовые свежие лица и принялись скоблить водителя и грузчика Куркова.
— Где запропал вчера, Семен? — поинтересовалась старшая, Нина Столбова — Тебя, поди, уже во всех избах отма́ткали вдоль и впоперечину! Только вот безответный Демидов молчит, хотя не вкусно ему!
— Изъян какой, у тебя ночью объявился? — поддержала товарку смешливая Колунова и дружелюбно закудахтала, показывая, что она-то простила мужика сразу, а затрагивает за компанию, по женской привычке, чтобы формы не терять, раз такой случай выпал.
— Дайте, девки, обсохнуть сперва, а потом ругайтесь! — вяло огрызнулся Курков и, сдернув с сухой головы кепи, побил им по колену. — Замаялся. Вчера застрял на машине около Степановки. И, как назло, народу никакого мимо не случилось. Так и просидел почти ночь в грязи.
— Вовсе не машина подвела — изъян какой-то, — повторила понравившееся слово Надя. — Потому и до дому не дошел!
— Так ведь не бросишь машину — сейчас без колес оставят! — ругнулся на злоумышленников Курков. — Мигом разуют технику!
— Кому обирать тебя? — не отставала Нина. — Вон на дороге чей-то мотоцикл третий день валяется!
Демидов поглядел в хмурое, вовсе не летнее небо, с которого кто-то щедро отмеривал полмесяца дождь пополам с дождиком, вздохнул о тепле и пошел на откормочную площадку.
Это была типичная открытая скотская площадка: с легкими помещениями от верхней воды и снега, с кормушками-лотками и канадскими самокормушками — сваренными из железа решетчатыми ящиками, с проездами для тракторов и машин, по которым они с сыном подвозили бычкам силос, сенаж и солому. «Саньке пятнадцати нет еще, а не хуже мужика иного управляет «Беларусем», — подумалось отцу в который уже раз, но, как обычно, — с гордостью за наследника. Да что колесник? Санька на бульдозере, на гусеничных мощных тракторах так себя заявляет — любо-дорого со стороны взгляд бросить. Было время — и на комбайне подменял в Оренбуржье. Здесь, на площадке, он отцу подмога, на равных обряжает животных. И то сказать — какое стадо себе отмерили. Триста здоровенных быков на откорме. В здешних окаянных местах такого гнета не видывали. Или не хотят, чтобы было? Вот над каким вопросом мучился мужик в одиночку уже несколько месяцев.
Животные, завидя скотника, поднимались и шли к кормушкам, выстраивались, точно запасники, с достоинством и неспешно.
Демидов, вспомнив вчерашний инцидент, вздохнул и досадливо поморщился. Чужой пока человек в селе, он так и не обзавелся знакомствами и приятелями. А со вчерашнего так и вовсе, казалось, обрубил к местным все ходы-выходы.
Гром загреми с ясного неба — так не поразился бы народ. Демидов, хмуро поглядывая на президиум, несколько мгновений провисел в непривычной, до озноба, тишине — это после такого-то стона и крика! Острое лицо его побелело, серые небыстрые глаза еще больше потяжелели. Но рот мужик сжал до желваков на скулах: пусть знают, ахнул, что думал:
— Чего долго примериваться? Люди в районе работать не могут!
За всю историю села, пояснял позднее любопытным дедушка Евлуп Кожин, никто еще не позволял себе так ехидно и ясно народ ужалить. Даже напористые представители из области в полномочные времена не решались на такой охват.
Сходка тянулась долго. Людей сдержанных — поднимали, краснобаи — сами кидались к трибуне и говорили, говорили… Все беды с отставанием хозяйств сваливали на объективные, а пуще — на субъективные причины. Говоруны усердно поминали миграцию крестьянина, постоянную в сельском хозяйстве субстанцию — реорганизацию, наступление на коллективные земли кустарников и болотин, жаловались на невнимание руководителей к соцкультобъектам и бездорожье, на непогоды и наступление предледникового периода в ихнем районе.
Читать дальше