Анатолий Новиков - Календарные дни

— Гербарию ладишь, Миша? — нежно позвала Вера, подкравшись к испольщикам.

Густотелов не отвечал, приземлил банку и быстро выловил со стеблей горсть желтых в крапинку.

— Немеют конечности, а то бы затроил в энтузиазме! — весело аукнулся просветитель. — Спеши, Михаил, солнце припечет — паразит в гумус сползет!

— Извести, а то закричу на село! — рванув мужа на себя, потребовала заинтригованная женщина. — Ты меня знаешь, Миша!

— Тебе без интереса, еле-еле ходишь! — Михаил сбросил с плеч тяжелые руки любимой. — А мы копейку теряем!

— Жене-то скажи! — предостерег товарища Женобродов. — Но больше никому!

— В городе объявили по радио, что жук идет по пятаку! — зашептал Густотелов. — Адрес приемного пункта писатель привез!

— У вас, мужики, последние извилины выпрямились! — пожалела женщина. — Это ж воду решетом поддевать!

— Супруга Женобродова за пять дней на мебельный гарнитур нащипала. Сейчас делает перестановку вещей, вот и услала к нам Леонида.

Густотелова на миг отяжелела. Второй год мечтала она заменить гарнитур на африканский из власяного дерева — цена царапалась.

— Чего сразу не открылся? — она решительно тряхнула рыжим волосом, подтыкая юбку. — Ведь все одно деньги на отраву поменяете!

Вера мигом прогнала мужиков, порешив лично взять все деньги. Застаралась в одиночестве — куда и лень сгинула!

Долго еще корчились мужики от смеха на задках избы да пропустили момент, когда Вера отлучилась к подруге — Зинаиде Указовой. Бывшая вдова дала клятву молчать, но скоро вышептала о почине всем родным и нужным. В сумерках народ тайно, но опрометью побежал на огороды.

В темно-синюю заполночь при блестевшей, как лакированный ноготь, выпуклой луне кузнец и бывший литератор внимательно обозревали с крыльца сборщиков насекомых.

— Заглотил поселянин наживку, — попыхивая трубкой, констатировал Женобродов. — К зорьке кончат пришельца.

— Не раньше полудня, — уточнил Густотелов, точнее меривший полевые объемы, — хотя лихо и безо всякого ОТК прочесывают заросли. Конечно, обманывать некрасиво, зато в деревне будет добрый клубень, и люди не попрутся зимой у горожан его отымать!

В 15.03 на станционной платформе нежданно-негаданно сгуртовалась женская часть конпоселка. Видели и уздяевскую «Волгу», на гоночной скорости шедшую к городу примерно в то же время. В вагонах люди не подымали глаз друг на друга, а когда добрались до места, рассыпались по проулкам. Велико же было удивление общества, когда все оно столкнулось у дома № 11 по Сибирской.

— Моторизованную милицию свистнуть? — распахнув после долгого штурма дверь, закричал дедушка. — Национальным языком повторяю: не скупляют тут жуков. От вас, верно, приезжал чудик на машине с целым мешком насекомых. Грозился, если не возьмем, на городские огороды порчу навести, ну, мы его в отделение милиции и надоумили. А здание это, граждане, арендует общество любителей ночного пения. Вот ежели бы вы соловьев привезли или, на худой конец, цикадок…

По совету того же мудрого сторожа коннозаводцы посетили зоопарк и накормили курообразных колорадским деликатесом. Мужики, однако, на розыгрыш не обиделись, а порешили на сходе поблагодарить кузнеца за науку. Однако Густотелов и бывший публицист, завидя целившую к их избе демонстрацию, бежали в тайгу.

Люди девятого конпоселка долго вспоминали эту историю и делились подробностями с дачниками. Только Уздяев соорудил на кузнеца анонимку.

Михаил Густотелов на тернистом полигоне жизни твердо соблюдал свои принципы и убеждения. Веровал, например, что все нынешние языки отпочковались от китайского. Взгляды свои коваль изложил в письме в зональную академию наук. Так, он нашел тайное родство между славянскими апострофами и иероглифами. Другой аргумент кузнец отыскал в популярной, а значит, выверенной во всех инстанциях песне со словами: «русский с китайцем братья навек». Густотелов ценил восточного своего соседа. В разговорах он то и дело поминал: «великая китайская стена», «великая китайская свиная тушенка», «великая китайская культура». Правда, люди замечали, что в усердии пермяк перепахивал межу, и осаживали его помалу.

Однако все причуды и благоглупости кузнецу прощали за высокое трудолюбие. Не было тому равных в ремесле по российскому кузнечному цеху. За особую ловкость при ковке лошадей Густотелов был отправлен на международное состязание ковалей в Швецию. На акклиматизацию в капиталистическом режиме мужику дали ровно сутки. Кузнец провел все время в гостиничной постели, выражая таким образом нерешительный протест против тамошних товарно-денежных отношений, порнографии, конформизма скандинавов. Главное, денег ему забыли дать наставники.