Халлдор Лакснесс - Рыбаки уходят в море… Исландская новелла

— Чертовски трудный человек, — тихо сказал староста.

— Слава богу, что таких немного, — сказал председатель, — не то пиши пропало общество, а вместе с ним страна и народ.

— Истинное спасение для страны, когда такие отправляются в мир иной, — докончил староста.

Они сели на лошадей и стали спускаться по тропинке шагом, не спеша, как бы подчеркивая, что нисколько не встревожены.

Вдруг послышался пронзительный вопль, словно закричало какое-то странное животное. Они оглянулись. Следом за ними торопливо ковыляла старуха. Это была Бьяртмей Йоунсдоттир. Они остановились и спросили, в чем дело.

Старуха сказала, что Кнут просит пастора вернуться, он хочет еще что-то сказать ему.

Мужчины молча обменялись понимающими взглядами. Пастор просиял и, смело поворачивая к дому, сказал своим спутникам:

— Я все же надеялся! Я всегда надеюсь до последней минуты. А ведь сколько времени понадобилось, чтобы его пробрало! Но, слава богу, раскаяться никогда не поздно. Не уезжайте, быть может, я позову вас.

— Ну-ну, — заметил староста, когда оба мирянина остались на выгоне одни. — Все-таки под конец он размяк.

— Да-а, — протянул председатель. — Такие вот хулители бога и человеконенавистники почти все рано или поздно сдаются и начинают каяться.

— Я на всякий случай захватил с собой псалтырь: вдруг, думаю, старикашка захочет что-нибудь пробормотать, несмотря ни на что, — сказал староста. — Как ты считаешь, что нам следует спеть, если понадобится?

Они перелистали псалтырь. Псалмы казались им один лучше другого. Все же они сошлись на том, что, если пастор их позовет, они предложат ему на выбор «Я живу, я знаю» и «Ты будешь со мной».

Они все еще держали псалтырь раскрытым, когда пастор вышел из хижины. По лицу его они тотчас заметили, что от бодрости, с которой он вошел в дом, не осталось и следа. У него даже походка отяжелела.

— Ну, что там? — спросили они.

— А, ничего особенного, — вяло ответил пастор.

— Сдался? — спросили они.

— Я бы не сказал.

— Но что же он говорил?

— Да ничего особенного, — ответил пастор, затягивая покрепче подпругу, прежде чем сесть на лошадь. — Попросил меня позаботиться о собаке, чтобы она не стала бродячей после его смерти.

Председатель и староста молча закрыли псалтырь. Внизу, у выгона, тихо журчал ручей. Когда они выезжали с хутора, птица все еще сидела на изгороди, вслушиваясь в эхо своей весенней песни.

Горделивые, преисполненные достоинства официанты, перекинув через левую руку салфетки, скользили по залу в толпе гостей, словно среди привидений или фантомов. Я несколько опасался, что прибуду на званый обед раньше других. Как потом объяснить свое нетерпение? Не мог же я сослаться на давнее знакомство с хозяином. По счастью, мне не пришлось выпутываться из неловкого положения. К моему великому удивлению, все уже были в сборе, хотя прошло только пять минут после назначенного по телефону часа. Спокойно войдя в дом через парадную дверь, я пристроился к одной паре. Мужчина смахивал на исследователя космоса — этакий рассеянный, молчаливый человек; супруга же его, дама дородная, по-видимому, крепко стояла на земле; она с улыбкой глядела в зал. Чета не проходила вперед, а остановилась у двери, вероятно рассчитывая, что им поднесут сейчас что-нибудь прохладительное.

— Гм… простите, — начал я, пытаясь завязать беседу.

— Ну конечно, я твержу то же самое, — откликнулась дама. — Все так необычно, так интригующе!

Дама оказалась весьма приятной и разговорчивой. Как правило, у ученых педантов зачастую бывают именно такие жены.

— Мой муж, — продолжала она, — толком не расслышал, что ему сказали по телефону. Кто-то что-то сказал, назвал место. А ты ответил согласием, не так ли, милый? Что ты ответил?

— Я с благодарностью принял приглашение, — сказал муж. — Знаю, ты обожаешь званые обеды.

— Не могла же я от такого отказаться!

— Надеюсь, ты не жалеешь, — заметил муж, — по крайней мере в данную минуту?

— Быть может, и жалею, — отмахнулась дама. — Но ты погляди, как изменился наш епископ, прямо не узнать его, Ничуть не похож на свою фотографию, ту, что недавно была в журнале.

— Они всегда предлагают журналам свои старые фотографии, — сказал муж.

— А вон тот, в золотых позументах. Помнится, это церемониймейстер во дворце или кто-то в этом роде, — щебетала супруга.

— А мне помнится, это таможенный чиновник, — возразил муж.