Халлдор Лакснесс - Рыбаки уходят в море… Исландская новелла

Зато большинство гостей с аппетитом запихивали в себя все эти яства, точно боялись, что им не достанется того, что уже успели отведать другие. Несколько человек даже поперхнулись и закашлялись, да так, что лица посинели. Одного господина пришлось вывести из зала: говорят, он второпях проглотил ружейную дробь. А какая-то дама сунула в сумку копченую свиную ножку, оправдываясь тем, что сможет поглодать ее в свое удовольствие только на следующее утро, когда муж уйдет на работу, и добавила, что зубные протезы, которые она надевает по торжественным случаям, справятся разве только с рыбным пудингом.

Другая, вполне благородная с виду дама набросилась на осетровую икру — надо надеяться, икра была настоящей, — и ела ее ложкой, словно овсяную кашу.

Когда все мало-помалу поняли, что еды здесь вдоволь и что соседу завидовать незачем, многими овладело этакое приятное сонливое блаженство, челюсти заработали спокойно и дружно, как у верблюдов в пустыне. И все вопросы, только что волновавшие их воображение, были забыты.

Следует сказать несколько слов и об особой группке, появившейся на этой сцене среди людей, неподвластных ни времени, ни пространству. Составляли эту своеобразную группку главным образом молодые современные девицы. Они держались стайкой поодаль от стола и на фоне других выглядели как белые вороны. Девицы не комментировали происходящее, а лишь ограничивались загадочной улыбкой, которую в средневековье именовали готической, правда, некоторые писатели приписывают ее таинственному народу — этрускам. Однако больше всего эта улыбка известна по изображениям Будды в индийских храмах. Сии создания не оскверняли себя принятием пищи в обществе. Их саваноподобные одеяния делали грудь плоской, спину и плечи широкими, а живот выпуклым. По виду девиц можно было принять за дочерей рейнской трактирщицы, пользующейся особой любовью клиентов.

Такие создания обычно безымянны, никому не известно, откуда они родом, быть может, они скрываются в подвалах самых глухих ночных притонов в больших городах. Они не просто святые девы, им присуще нечто от норны, богини судьбы, которую еще называют ужасом ночи, она знается с волками и способна превратиться в козу где-то между полуночью и рассветом.

Когда спросили, кто пригласил их. сюда, от стайки девиц так и пахнуло прохладой зубной пасты, широко рекламируемой парфюмерной промышленностью:

— Мы представляем воздушное общество.

Затем следует упомянуть еще о двух господах, которые, подобно юным девам, присутствуя здесь, отсутствовали. Они вырядились в блестящие туфли, закрутили кверху усы и надели твердые воротнички — ни дать ни взять почтенные господа с газетных фотографий начала века. Они очень напоминали представителей каких-то дальних стран, которых пригласили участвовать в Женевской конференции по разоружению, хотя их страны никогда не воевали. Судя по выражению лиц, мужчины эти были не чужды иронии, но особо не стремились проявлять ее, просто держались в стороне, искоса взирая на окружающее.

— Не желаете ли, господа, отведать этих яств? — обратился к ним кто-то.

— Что касается меня, то я предпочитаю есть дома, — ответил один. — Могу позволить себе бифштекс с яйцом, если захочу.

— Среди этих отбросов, несомненно, есть превосходные вещи, — заметил другой.

— А кого вы представляете, господа? — спросили у них.

— Мы реноваторы, — ответили они.

Присутствующие вполголоса заспорили между собой, является ли реноваторство политической партией или религиозной общиной. Так и не решив этого вопроса, компания обратилась непосредственно к вышеупомянутым господам. Тогда один из них ответил:

— Мы те, кто ждет, когда все деликатесы превратятся в отбросы.

А другой добавил:

— Увезем их, чтобы не разводить мух.

Нашелся среди гостей и такой, что сетовал на скудость стола. Как все истинные гурманы, он не был толст. Костюм плотно облегал его фигуру, он был сильно надушен и носил кольцо с огромным брильянтом, во всяком случае, хотелось думать, что это действительно не стекляшка. Гладко причесанные голубоватые седины и выражение лица говорили о том, что человек этот давно уже подвизается на ниве международных культурных связей. Подойдя к столу, он опустил уголки рта, вытащил монокль, решительно вставил его в глаз и только после этого принялся брезгливо рассматривать угощение. Он повертел голубя и так и этак, словно собираясь анатомировать птицу, и сказал: