Луиза Эрдрих - Круглый дом

– А чтобы очиститься, надо понять самого себя, – продолжал отец Трэвис. – Все, что есть в окружающем тебя мире, также находится и в тебе. Хорошее, дурное, зло, совершенство, смерть, все. Так мы изучаем наши души.

– Ладно, – сказал я рассеянно. – Смотрите, отец! Вон там суслик!

– Да, – он остановился и взглянул на меня. – Как твоя душа?

Я стал озираться, словно моя душа вот-вот появится из-за кустов, чтобы я мог ее проверить. Но рядом было только лицо отца Трэвиса, тщательно выбритое, преувеличенно красивое, и его серьезные водянистые глаза с жутковатым блеском и четко очерченные, словно вылепленные, губы.

– Сам не знаю. Я бы хотел пострелять сусликов.

Священник зашагал дальше, и я время от времени бросал взгляд на его спину, но он молчал. Наконец, когда мы углубились в подлесок, он произнес:

– Зло.

– Что?

– Нам нужно обратиться к проблеме зла, чтобы понять твою душу или душу любого другого смертного.

– Ладно.

– Есть разные виды зла, ты знал это? Есть зло материальное, которое вызывает страдание безотносительно людей, но существенно влияющее на жизнь людей. Болезни и нищета, разного рода катастрофы. Это материальное зло. С ним мы ничего не можем поделать. Мы должны признать, что его существование является для нас тайной. Другое дело моральное зло. Его людям причиняют другие люди. Некий человек способен сознательно сделать нечто другому человеку и причинить ему боль и страдания. Это моральное зло. И ты, Джо, пришел сюда с целью исследовать свою душу в надежде приблизиться к Богу, потому что Бог – это благо, он всемогущий, он исцеляет, он милостив, и так далее. – Отец Трэвис умолк.

– Верно, – согласился я.

– И ты невольно должен задуматься, почему же существо столь грандиозное и всемогущее допускает столь возмутительную вещь – что одному человеку Бог позволяет причинять непосредственный вред другому человеку.

И тут меня что-то больно кольнуло, точно стрелой пронзило тело. Но я продолжал идти, опустив голову.

– Единственный ответ на этот вопрос, хотя и неполный ответ, – произнес отец Трэвис, – заключается в том, что Бог наделил людей свободной волей. Мы сами способны предпочесть добро злу, но и наоборот – зло добру. И во имя защиты нашей свободы воли Бог нечасто, во всяком случае, не слишком часто, вмешивается. Бог не может вмешаться, не забирая у нас моральную свободу. Ты это понимаешь?

– Нет. Хотя да.

– Единственное, что может сделать Бог, что он и делает все время, – это извлечь добро из любой ситуации зла.

Я похолодел.

– Вот что он делает, Джо, – слегка повысив голос, сказал отец Трэвис. – Всегда. Ты же знаешь, я как местный священник похоронил много детей и целые семьи, погибшие в ДТП, и молодых, которые сделали в жизни ужасный выбор, и даже людей, которым повезло умереть в старости. Да, я все это видел. И даже если есть зло, из него возникает много добра. Потому что люди в подобных обстоятельствах решают совершить еще больше добрых дел, проявить необычную любовь, стать еще сильнее преданными Иисусу, или своему святому покровителю, или достичь небывалого сплочения своей семьи. Я видел это у людей, которые идут по жизни своим путем, как твои соплеменники, кто чтит традиционные верования и в церковь ходит ну разве что на похороны. Я ими восхищаюсь. Они приходят на поминальные бдения. Даже если они настолько бедны, что у них буквально ничего нет, они готовы отдать своему ближнему последнее, что у них осталось. Мы же никогда не бываем настолько бедны, что не в состоянии благословить ближнего своего, правда? Вот почему любое зло, моральное или материальное, завершается добром. Ты сам увидишь.

Я остановился. Я смотрел на поле, а не на отца Трэвиса и перекладывал из одной руки в другую книгу, которую он мне дал. Мне захотелось швырнуть ее подальше. По полю прыгали суслики, обмениваясь веселым свистом.

– А я бы пострелял сусликов, – буркнул я сквозь зубы.

– Мы не будем этого делать, Джо, – твердо ответил отец Трэвис.

Я ехал на велике и любовался нашим пыльным старым городком, который сверкал, отмытый дочиста летним дождем. Я спустился с холма мимо муниципальных жилых многоэтажек, потом поехал по шоссе мимо водонапорной башни, к владениям Лафурнэ. Семье Лафурнэ принадлежали три примыкающих друг к другу земельных участка, и, хотя участки много раз нарезались на мелкие наделы, их всегда приобретали другие члены семьи. Дома соединялись сеткой проселочных дорог и тропинок, а сам Доу жил в главном доме – низкой постройке в стиле ранчо почти у самого шоссе. И сейчас на крыльце стоял Каппи, привалившись к перилам террасы, в расстегнутой рубахе, а у его ног на подставке стоял набор гантелей.