Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

Я поддался общему настроению и тоже готов был восторженно славить победу, но Никитин толкнул меня и сказал на ухо:

— Готовься! Начинается второй этап… Пробираемся ближе к мэрии. Будем штурмовать!

Мэрия, бывшее здание Совета экономической взаимопомощи, высилась неподалеку в наступающих сумерках как громадная раскрытая книга.

— Ты что, — поразился я. — Ее же взять нельзя! Она нашпигована спецназом. Они завалят трупами.

— Не бойся, возьмем. Они в курсе… Только выше пятого этажа не суйся. Понял?

Толпа начала умолкать, готовясь слушать Руцкого, который на балконе поднял обе руки вверх, одновременно и приветствуя, и успокаивая народ. И вдруг в почти наступившей тишине простучала автоматная очередь. Люди со стороны мэрии шарахнулись на площадь, сжимая толпу. И те, что были на балконе, и мы — на площади, повернулись разом в сторону мэрии, туда, откуда раздалась автоматная очередь, и сразу все затихло.

— Мужики! — загремел в тишине яростный голос Руцкого. — Если вы еще мужики, возьмите мэрию! Возьмите Останкино!

— Сработало! — радостно, но негромко воскликнул Никитин, толкнул меня и заорал: — На мэрию! — скомандовал мне. — Не отставай! — И побежал к мэрии, увлекая за собой людей.

Снова толпа послушным стадом рванулась туда, куда погнал пастух. С ревом неслись люди, обгоняя нас. Никитин, хоть и орал: На мэрию! — но не шибко рвался первым подскочить к ней, уступал это право другим. Я топал следом, каждую секунду ожидая услышать автоматные очереди и полузабытое жужжание пуль, думал, что здесь прольется кровь, о которой говорил Никитин, не было слышно ни одиночных хлопков, ни быстрых очередей. Вслед за толпой мы протиснулись в вестибюль, нигде не было видно ни милиции, ни военных.

— Хватит, — остановил меня Никитин и прижал к стене. — Мы свое дело сделали. Это было не трудно. Дальше посложней…

Мимо нас, придавливая, притирая к стене, текли люди, почти одни мужики, лишь изредка мелькали женские шапочки и платки. Все стремились к лестнице наверх, у всех были целеустремленные, возбужденные лица, у всех горели глаза. Поток тек в одну сторону, и был нескончаем. Толпа у входа в мэрию увеличивалась и увеличивалась. Всем хотелось в мэрию, хотелось своими глазами увидеть победу, пощупать ее руками. Выбраться назад не было никакой возможности. Никитин опять нашелся. Он отодвинул руками, напиравших на него людей, освободил возле себя пространство и закричал, раздирая рот:

— Победа, товарищи! Мэрия взята! Ура-а-а! Нужно брать телевидение! Останкино!

Люди рядом с нами приостанавливались, смотрели осмысленней.

— Останкино! — ревел Никитин.

Я, увидев некоторую приостановку потока, тоже крикнул: В Останкино! — И двинулся на толпу по направлению к выходу. Никитин шел за мной и орал мне в затылок: — В Останкино! В Останкино! В толпе послышались другие возгласы: Победа! Телевидение! Останкино!

Мы медленно двигались к выходу. Никитин замолчал. Кричали другие.

— Охрипну я сегодня, — хохотнул он мне в ухо сзади.

Выбрались на улицу, Никитин шепнул мне:

— Смотри, тут где-то грузовики должны быть… Ага, вот они, смотри!

На площадке стояло несколько машин с крытыми брезентом кузовами.

— В Останкино! — снова заревел Никитин и бросился к машинам Я бежал за ним, кричал, не оглядывался, чтобы проверить: бегут ли за нами люди? Подхвачен ли порыв? Был уверен из опыта сегодняшнего дня: бегут, порыв подхвачен. Дураки всегда найдутся.

Никитин вскочил на подножку одного из ЗИЛов со стороны водителя, рванул дверь. Открыта. Я вскочил в кабину с другой стороны и не поверил глазам своим: ключ зажигания был в замке. Заметив мой ошеломленный взгляд, Никитин засмеялся:

— Никакого чуда — все продумано!.. — увидел, что один из парней в шерстяной лыжной шапочке с помпончиком подбегает к кабине, добавил быстро: — Никого не пускай!

Лыжная шапочка мелькнула в окошке с моей стороны, дверь распахнулась, и я крикнул навстречу:

— В кузов! Занято!

Никитин открыл свою дверь, высунулся наружу и кричал:

— По машинам! В Останкино!

Грузовики облепили, лезли в них, мешая друг другу. Никитин завел мотор и стал потихоньку трогаться. Он поминутно сигналил, чтобы согнать с пути суетящихся людей.

— Мы Останкино также возьмем? — спросил я. — Зачем это нужно? Ведь Руцкой может обратиться к народу и его поддержат…

— Кто нас туда пустит… Главное, мятеж начался, а значит, есть повод раздавить парламент военной силой… Все идет по сценарию. Там, — Никитин показал пальцем вверх, — больше всего боялись, что Руцкой не купится. Самое страшное было бы, если бы он не призвал народ брать мэрию и Останкино, а наоборот, призвал бы угомониться, начал бы успокаивать, оставил бы народ у Белого дома. Вот тогда бы Ельцин задницу почесал. А теперь завтра от парламента пух и перья полетят… Депутаты проиграли… Президенту правильно подсказали в ЦРУ, Руцкой военный, не политик, создали ему иллюзию победы, будто таманцы на его стороне, сейчас подойдут. Вот он и распетушился: берите Останкино! Держи карман шире, телевидение туда само прыгнет… Кстати, первый этаж мы тоже возьмем. Там ничего нет: вестибюль, раздевалка, буфет. Этим пожертвуют. Вот тут будет бой, или, скорее всего, бойня! Из машины не вылазь, по машинам стрелять не будут…