Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

Второго сентября, вечером, когда мы, как всегда, возвращались домой на машине, Никитин сказал мне:

— Завтра у нас особое задание. Одевайся по проще, курточку какую-нибудь задрипанную, шапку ношенную-переношенную и приезжай в отделение. Там объясню.

С Раей у нас было в это время как бы перемирие: надоело волком друг на друга смотреть. Вспомнили оба, что все-таки три года вместе прожито. Есть что вспоминать. Она сделала первый шаг к примирению, и я не стал кочевряжиться. Если разводиться будем, то лучше по-человечески.

За ужином сидели вместе. Рая за эти дни политизированной стала, ненавидела Ельцина, мечтала, чтоб поскорее его сковырнули, думала, что без него жизнь быстрее наладится. Это он, по ее мнению, из-за личной власти жизнь перевернул, поломал судьбы многих, довел до нищеты стариков. И нашу жизнь он исковеркал. Если бы не он, работали бы мы и работали на заводе, получали бы свою неплохую зарплату, копили бы потихоньку деньжата, ездили бы отдыхать к морю раз в год, родили бы ребеночка и не беспокоились за его будущее. Теперь ни о чем этом мечтать не приходится: все перечеркнул Ельцин. Как она его ненавидела! И как мечтала поскорее увидеть низвергнутым, и чтоб жил не как Горбачев, который по свету катается на наши денежки, а чтоб получал, как все и жил как все на жалкую пенсию! Жаль только, что он теперь награбил, набил кубышку, не только ему до смерти, но и детям и внукам хватит. Все бы отобрать у него, тогда б узнал, как живут люди. Я с усмешкой слушал ее рассуждения, не поддакивал, но и не спорил. Начнешь спорить — новый скандал. Ну ее, пусть буробит.

Утром я достал свою старенькую облезлую куртку, в которой ездил на дачу к Паше, кепку.

— Ты чего так одеваешься? — спросила Рая. — Куда это?

— На работу.

— Когда это ты так на работу ездил? Ты что, кирпичи грузить будешь?

— Баррикады разбирать, — пошутил я.

Никитин оглядел меня со всех сторон, оценил:

— Нормалек!

Он тоже одет был так, словно на овощную базу собрался.

— Итак, сегодня будет демонстрация коммуняк. Ты это знаешь. Наша задача внедриться к ним, быть во главе демонстрации. Нам нужно во чтобы-то ни стало повести ее к Белому дому, прорвать заслон и пробиться к депутатам. Это первый этап. Дальше расскажу потом.

— Как же мы пробьемся? Ты же сам стоял, знаешь, пробиться невозможно. А если еще водометы поставят, двести тысяч разогнать можно. И кому это надо? Только Руцкому на руку.

— Не беспокойся. Большие головы во всем мире думали, как депутатов выкурить. Без крови не получается. Если сегодня кровь не пустить, то завтра-послезавтра Совет федерации сковырнет президента. И знаешь, что будет? Знаешь сколько веселых дел больших людей откроется? Такие головы полетят! А пока они у власти, они готовы на все. Если надо, они пол-Москвы снесут, Кремль с землей сравняют, лишь бы спасти свою голову… А насчет того, как мы пробьемся, продумано. Два кольца оцепления уже сняты. Оставили на Садовом только неопытных мальчишек, да и у тех приказ: при большом напоре, стройно отступить. Понято?.. Вот тебе прутик на всякий случай. Спрячь под куртку, и поехали на Калужскую. Там коммуняки собираются.

Я сунул заостренный железный прут в боковой карман, но он не уместился за пазухой, торчал наружу.

— Прорви подкладку и сунь, — посоветовал Никитин, показывая, как сделал он.

Я пристроил удобно прут за пазухой, и мы двинулись к метро, разговаривая по дороге.

— Мы не одни получили такое задание. Там будет много наших, но мы не знаем друг друга… Ох и повеселимся! Рядом с Руцким тоже полно наших. Подскажут ему, что вякнуть, когда у него голова закружится… А в воинских частях у телефонов наши сидят. Как только мы прорвемся к Белому дому, ему подскажут, что звонить нужно в Таманскую дивизию, военных вызывать. Оттуда ответят: слушаемся, поднимаем часть по тревоге! Ждите! Он уши развесит… Ох и потешимся!.. Только ты не горячись, под пули не лезь. Главное, народ завести!

— Разве стрелять будут? — удивился я.

— Будут, еще как будут.

— По народу? Кто же выстрелит?

— Объявят, что не народ идет, а бандформирования. По ним и будут стрелять. Тем более, они первые начнут, первыми из толпы выстрелят.

— А если не выстрелят, тогда как?

— Выстрелят, непременно выстрелят, есть кому стрелять, — засмеялся Никитин.

Я понял, что стрелять будет кто-то из наших. Я не стал расспрашивать, где и когда начнут расстреливать народ. Скажет потом. Если прорыв к Белому дому всего лишь первый этап, значит, будет и второй, и третий, а может и четвертый.