В Хижняк - Конец черного лета

Собственно говоря, с него-то все и началось. В последние годы друзья, знакомые Евгения Петровича незлобливо и чаще всего с добрым чувством подтрунивали над его манерой восторженно и даже несколько экзальтированно говорить и спорить о живописи, забывая и о времени, и об окружающих. Нередко эти окружающие были далеки от искусства, волновали их свои заботы и они со снисхождением атеиста слушали рассказы о «божественной светотени», «ангельских ликах» и «сверхъестественном мастерстве» художника, о котором они доныне и понятия не имели. Но все же слушали. И только раз одна старая высокая дама в спортивных брюках и с браслетами на тростниковой шее, о которой говорили, что ей поцеловал руку сам то ли Корбюзье, то ли Пикассо, заметила желчно вполголоса:

— И чего это он мечет бисер? Чую, добром не кончится.

И хотя никаких показаний к тому не было, оказалась провидицей. Над головой Дальского разверзлись небеса и грянул гром: из галереи крупного музейного учреждения, где он работал, пропала ценная, вернее бесценная, картина, причем из того отдела, который был в его ведении. Она была похищена. Евгений Петрович сначала просто не мог поверить в это, он даже прикрикнул, что с ним бывало исключительно редко, на сотрудницу, которая первой сообщила ему о пропаже. Но увы, факт был налицо, живописного полотна на его привычном месте не было.

Дальский был потрясен и растерян, притом не столько самим фактом кражи, сколько тем, что именно взяли грабители. А унесли они его гордость, они, даже страшно вымолвить, посягнули на чудеснейшее произведение старого голландца.

Расследование велось тщательно, методично, со вкусом, как говорили сотрудники Дальского. А он был в том состоянии, которое иначе, чем шок, назвать нельзя. Кроме ощущения огромной тяжести потери, в его душе вспыхивало и тут же исчезало чувство, которое в данной ситуации было, с его точки зрения, по крайней мере неуместно: его коробило, что кто-то также смог очень высоко оценить Вермеера, выбрал именно его творение из чуть ли не сотен картин, находящихся рядом.

«Что же это такое, да что же это…», — как в бреду повторял про себя Дальский. Но ответа не находил.

Не нашли его поначалу и работники уголовного розыска. После скрупулезного расследования они установили, что было двое грабителей, они аккуратно отделили от подрамника холст и похитили его. Сторож, дежуривший в залах, был усыплен одним из сильнодействующих наркотических препаратов, которыми так богаты ныне медицина и уголовный мир. Вот, пожалуй, и все, что было доподлинно известно. А дальше? Дальше шли сплошные вопросы без ответов. Но было видно, по всему чувствовалось, что работники следствия хотят обратиться с главным вопросом именно к Дальскому Е. П.

Как-то субботним утром, опустившись на первый этаж, где находилась галерея, Евгений Петрович решил, как это он нередко делал, смешаться с посетителями и побродить по залам, посмотреть со стороны на свои любимые полотна. То ли он был удивлен какой-то новой, как ему показалось, интонацией в голосе экскурсовода, доносившемся из широко раскрытых залов, то ли его поразил вопрос, заданный гиду одним из посетителей и явно касавшийся темы «что здесь почем» (бывают такие «поклонники искусства» — им подавай картину лишь в стоимостном выражении), Дальский остановился внезапно, как такса перед лисьей норой. Боже, он все вспомнил!

Два симпатичных молодых человека в спецовках энергично, хоть и довольно долго, хлопотали то у электросчетчика, то у вентилятора, изредка перебрасываясь словами типа «контакт», «сеть» и т. д. Евгений Петрович даже посмотрел на часы — пора домой, а электрики, вызванные еще утром, никак не управятся со своей работой. Но вот, кажется, они собираются, инструмент сложен, одежда в порядке. Пора!

— Послушайте, уважаемый, а вы не могли бы нам сказать, что-нибудь об этой картине? Вот об этой, где премилые тетушки купаются. Не правда ли, шедевр?

Евгений Петрович, который так торопился еще минуту назад, не выдержал — ведь он был усажен в седло своего конька… А в конце импровизированной экскурсии по галерее Дальский подвел своих новых знакомых к картине старого голландца, где красноречие его удвоилось. Воспользовавшись случайной секундной паузой, все тот же любознательный электрик воскликнул:

— Вот это картина! Считай, несколько сотен потянет…

— Да что вы такое говорите! — искренне возмутился Евгений Петрович. — Этой картине цены нет. Да любой крупный музей мира…