Секретарша довольно долго пробыла в кабинете. А я тем временем состряпал кое-какой план, чтоб избежать неожиданностей. Хотя от них не застрахован даже союзный план, а уж мой и подавно!
Итак, ежели начальником окажется бывший подпольщик-молчун, значит, он белградец и ему не довелось шататься по Боснии. Наплету ему про наши беды и что было и чего не было. Распишу, как мы, сражаясь в горах, дрожали за судьбу нашей столицы и ее славных подпольщиков и как теперь эта наша столица прямо на глазах растет и хорошеет, превращается в настоящую социалистическую столицу! Пульну в него самыми громкими государственно-праздничными лозунгами во славу города, в котором живет и трудится… и славный товарищ начальник!
Найдите такого человека, который хоть чуточку не выпятит грудь, как услышит похвалы своему городу. Ведь он, естественно, считает себя живой его частью. И совладельцем его славы…
Ежели начальник помешан на теории, я заведу речь о расстановке классовых сил, о приводных ремнях революции, о трех источниках и трех составных частях… все, разумеется, в духе братства и единства наших республик, готовых прийти на помощь друг другу. Он, конечно, решит, дай-ка и я применю недавнюю теорию на практике, и — даст машины.
Ежели начальником окажется бывший партизанский командир, то сначала мне придется безошибочно определить, кто он — черногорец, личанин, македонец или серб, и уж потом помянуть братские отряды из его родного края, боровшиеся на нашей земле. И это будет святая правда — попробуй найди такой отряд, который бы не ел в Боснии овсяного хлеба и не оставил в ее горах павших бойцов.
А когда товарищ начальник размякнет от военных воспоминаний, как смазанная сметаной горячая лепешка, тогда я передам ему привет от имени нашего края и попрошу — машины.
Но ежели начальником окажется профессиональный чиновник, который, согласно моему заключению, не имел никакого отношения к нашей великой борьбе, а сделал карьеру благодаря диплому, я сразу распалюсь, прикрикну на него, предъявлю ультиматум, повожу перед его носом пальцем и зароню в его душу подозрение, что встречал его уже где-то во время войны, о чем мы побеседуем в положенном месте, а сейчас — чем разрушать наше братство и единство отказом, пусть-ка лучше даст нам машины, какие еще имеются на складах.
А когда машины смонтируем и лесопилка заговорит, письменно извинюсь перед ним, дескать, обознался, и приглашу его на охоту, разумеется, на кооперативный кошт.
Да не упрекнут меня блюстители народнохозяйственной морали! Находчивость и сноровка давно уже возведены в достоинство, пределы же их еще не определены. И закон не возвел вокруг них железобетонных ограждений. Положим, я без спросу трясу государственные орехи, эка важность, я ведь не свои карманы набиваю, а общинные. А ведь община — это тоже как-никак юридическая, географическая и этническая категория нашей прекрасной родины, скроенная по социалистическим меркам. Благородство моей цели, надеюсь, оправдает негодность моих средств. Впрочем, еще рано говорить с морали. Поживем — увидим, как у нас будут развиваться торговые отношения! А то, чем занимаюсь я, это, дорогие товарищи, всего-навсего индустриализация отсталых краев!
В широко распахнутых дверях появилась улыбающаяся секретарша и жестом пригласила меня войти.
— Пожалуйста, товарищ!
Товарищ вошел, зажав шапку под мышкой, готовый к решительному бою, неожиданно выпавшему на его долю.
Разглядывать кабинет было недосуг. И время и внимание я должен был сразу сосредоточить на противнике. Окинул его взглядом. К моему немалому удивлению, он не принадлежал ни к одной из тех категорий, к каким я готовился в приемной.
Но недаром все мои предки были крестьяне. Мудрости нам не занимать стать. Осторожности хватит на всю лисью породу. А из нервов можно сплести провода для линии электропередач через всю Югославию.
Мы теряем голову только под топором.
Начальник крутит в руках трубку и сучит шнур. Ноги поставил на выдвинутый нижний ящик. Говорит быстро, грамматику ни в грош не ставит. О слово споткнется — на мат обопрется. От избытка чувств. Говорит, как закадычный друг, — видно, с собеседником на равных; все свалено в кучу: базы и носилки, каймак и слоеный пирог, областное партийное собрание и какой-то главный комитет; про кого-то отказался высказать мнение, другого назвал котом мартовским, который-де в бытность свою связным не упускал случая промочить горло и утереть слезы молодой вдове, а впрочем, такого товарища днем с огнем не сыщешь.
Читать дальше