Дервиш Сушич - Я, Данила

В уездном комитете стояла такая тишина, будто секретарь готовил доклад для партийной конференции и все живое разбежалось на пятьсот метров вокруг. Ни одна дверь не приоткрылась на мои шаги. За дверями не раздавалось непрерывного перестука пишущих машинок. Я робко постучался в кабинет секретаря.

Секретарь, человек веселый и прямой, удивился:

— Ты чего в такую рань? Еще только полвосьмого, да и вообще в январе из уезда никто не приезжает.

— Лиха беда заставила. Нужда плачет, нужда скачет, нужда песенки поет. Здравствуй!

— Садись! Кстати, я тебя как раз собирался вызывать.

— ?!

— Об этом потом, сначала выкладывай, зачем пришел.

— Деньги нужны.

— Здесь уездный комитет партии, а не финансовый отдел уездного совета.

— А если я тебя возьму в охапку и отнесу в совет? Там мы сможем потолковать?

— Ладно, представь себе, что мы в совете. Какие деньги? На что?

И пошел я плести доклад длиной в несколько километров из пряжи самой что ни на есть доподлинной жизни, а к каждой нитке подпускаю другую, потоньше, позолоченную, прошу, глажу, улещаю, лгу, вьюсь ужом, проделываю языком невероятные сальто, вращаю глазами и строю такую жалостную мину, что международный банк и тот бы прослезился. А в душе радуюсь, что и в социалистической, так сказать, товарищеской просьбе сумел воспользоваться всеми уловками старого попрошайства и притворства.

После того как я назвал нужную мне цифру, мы оба заходили по кабинету. Он в направлении север — юг, я — восток — запад. Порой один из нас переходил на диагональ, но правила дорожного движения при этом мы соблюдали неукоснительно. Я всегда старался избегать столкновений с секретарями комитетов!

— Специальных дотаций не дают! — изрек он.

— Не дают.

— А идея неплохая.

— Просто отличная.

Несмотря на свой острый, цепкий ум, секретарь не в состоянии вскрыть подоплеку моих идей. Будучи сам человеком глубоко порядочным, он склонен и других считать такими же. Типичное заблуждение пророков и заурядных политиков!

Воистину золотое время, когда можно секретаря комитета заразить великой идеей! Теперь это невозможно. Теперь тебя направят в совет. А там сидят специалисты. Пиши пропало!

Мне удалось убедить секретаря в том, что в лабудовацкой долине такие же условия для садоводства, как, скажем, в Калифорнии. И нельзя медлить ни минуты, ежели мы хотим первыми вывезти новые социалистические фрукты на внутренний и внешний рынок. Я сумел уверить его, что через пять лет самолично отвезу Сталину корзину яблок, и он, едва надкусив одно, признает, что если я и не превзошел Мичурина, то, уж во всяком случае, с ним сравнялся.

— Дело нехитрое. Только денег нет, — говорю я.

— Денег нет, — подтверждает секретарь.

Живая снежная завеса за окном не раздвигается. До завтра навалит по пояс. Автобусы не ходят, почта не доставляется, управленцы простаивают, служащие в ожидании конца рабочего дня прилипли носами к окнам, никто не требует ни справок, ни материалов, ни описей, ни копий. Благодать божья! А снег до первого осядет, и жалованье придет вовремя.

Секретарь замедлил шаг. Он же и председатель уезда, ему ли не знать, где лежит каждый государственный динар.

— Негде взять! — вздыхает он. Но я вижу, что это не последнее его слово. Это он просто ищет выход. Я подождал еще немного, а когда раздумья его достигли критической точки, тихо, будто подсказал, через какие двери лучше вынести покойника, произнес:

— Вот если бы…

— Что «если бы»?

— На сельское хозяйство в этом году ассигновано четырнадцать миллионов. На садоводство — шесть. Стоит ли дробить их на весь уезд? Не лучше ли сконцентрировать в одном месте? В этом году пустить на большой рассадник и опрыскиватели. А уж в будущем во всеоружии обеспечить уезд новыми сортами и взяться за расчистку и корчевку старых садов. Таков мой план. Какой смысл распылять средства? Ни то, ни се, деньги идут, а толку чуть.

— Ты думаешь? — спрашивает секретарь.

— Конечно.

— Подавай докладную. На заседании совета будешь отстаивать свое предложение.

— Хорошо, товарищ секретарь, только ты, когда я буду говорить, раз-другой кивни в знак согласия. Тогда и другие согласятся.

— Ладно, уговорил. Когда едешь домой?

— Сейчас. Не знаю только, прорвется ли «додж» к селу. А что?

— Ты награжден за тех бандитов. Я должен торжественно вручить тебе орден. Или отложим до Первого мая?

— Давай отложим.

— Тогда счастливого пути!