Арина Обух - Муха имени Штиглица [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Надоела, конечно, но у нас нет выхода.

– Нет? Ну тогда я вам ещё про Павла Александровича расскажу.

Меня Павел Александрович, генерал мой, в театре встретил. Я с фотоаппаратом после спектакля в буфет шла… Думала, что ему понравилось, как я суслика играла, а он даже не понял, что это я была, – перевоплотилась!.. Но он меня из-за фотоаппарата остановил. У него отец их собирал когда-то. Разговорились. Умным показался. В театр их принудили пойти – культурная программа. Потом поженились… Театр бросила. Дети пошли… А у меня причёска такая же была в прошлый раз? Так что вы молчите! Конечно, у меня же назад волосы были убраны. Мне мама никогда чёлку не разрешала стричь. «Коса – девичья краса», – всё время повторяла, я терпеть этого не могла. И под кофту эту косу прятала. Горбатая ходила. После её смерти под мальчика постриглась. Модная причёска была. И волосы не росли уже. Она права была. Не стригите волосы, девчонки. Хвостики делайте. Бантики. Мужчинам нравятся длинные волосы… Я генерала своего обманывала, в париках ходила. Русалка такая. Так и помер влюблённым. Мы с ним виделись редко. Как и сейчас. Я к нему на могилку приду, свечку зажгу. Расскажу всё. Вот как вам. Он слушает как всегда, молча. Всегда, знаете, молчал. Я рассказываю, рассказываю, а он молчит. Я говорю ему: «Ну ты скажи что-нибудь!». А он: «Что?». Поговорили.

Знаете, он ведь просто не вернулся с работы однажды. И всё. И началась жизнь без генерала. А я всё равно всегда обед на двоих готовлю, – вдруг придёт. Или внучка приедет. А со шляпой мы так и не решили!.. Девочки?!.

На дружеском совете постановляем, что шляпа должна быть всё же светло-бежевая: сентябрь в Крыму – это тоже лето.

Отсидев положенное время на синем стуле, Аделаида никуда не уходит. Она бродит вокруг нас и разглядывает наши рисунки, по-видимому, не желая покидать эти стены…

Потому что её жизнь – здесь. Здесь её бессмертят.

А мы, студенты, пойдём домой.

Мы закончим институт. Мы станем художниками. Мы не станем художниками. Мы выйдем замуж. Мы не выйдем замуж. Мы поедем в Крым. И найдём себе генерала…

Но как бы ни сложилась жизнь, в конце концов всем нам светит в итоге этот синий стул.

На который мы сядем в светло-бежевой шляпе.

Никто опять пришёл и сел напротив меня. Я смешиваю краски на палитре и делаю вид, что не замечаю его. Мне нужно сделать иллюстрацию к детской книге. В рассказе маленькая девочка рисует синего слона и говорит маме:

– Смотри, этот синий цвет сам себя превзошёл!

Мне нужно нарисовать, как синий цвет сам себя превосходит. Но синий пока остаётся в себе. Не выходит из себя и не превосходит.

Никто рассмеялся:

– У тебя всё лицо уже синее!

Синее лицо. Синие руки.

– Может, чай? – предлагает Никто.

Иду мыть руки. Под водой цвет оживает, становится ярче. Из рук вытекает река.

Отмыть руки идеально не удаётся, пигмент входит в поры, получается кракелюр. Теперь легко читать линии на руках: у меня три чёрточки брака. Я узнала об этом ещё в детстве, знакомый мальчишка сказал, что это мы с ним поженимся, разведёмся, поженимся, разведёмся, поженимся, разведёмся. Я запомнила это, потому что он сбился в конце и добавил: «Нет, последний раз не разведёмся».

Этот мальчишка уже женился и его дочке два года, мысль об этом меня успокаивает. Значит, линии на моих руках – это просто узор.

Никто налил мне в чашку кипяток. Из чашки валит пар, и чайный пакетик входит в этот пар каким-то ритуальным жертвоприношением.

– Это чай с сиренью, – говорит Никто. – Ты же любишь сирень.

Смотрю в чашку, жду сирень. Не дождавшись, с упрёком говорю:

– Это чай не с сиренью, а с каким-нибудь Е536. «Аромат идентичный натуральному». Аромат этого чайного пакетика превосходит сирень.

Смотрю на Никого. Он тоже смотрит на меня. Молчит. Выжидает. Чай не пьёт, печенье не ест.

Никто ждёт, когда я начну о нём думать.

Думаю. Мне легко о нём думать. Даже самые печальные мысли о нём нетяжелы.

Мысли приходят картинками. По белому листу акварельной бумаги провожу мокрой морской губкой и пускаю вплавь охру. Охра плывёт вольным стилем, заполняя почти всё пространство.

– Я готов рассказать тебе поле, что ли? – улыбается Никто.

– Это саванна. Когда она высохнет, я запущу туда синего слона.

Добавляю в саванну оранжевого, а Никто продолжает что-то говорить – я придумываю ему слова и отвечаю на них… и так удачно отвечаю!