Борис Дышленко - Генералиссимус

Приехали. Фира Абрамовна попросила было тапочки, но Петр Иванович галантно только руками развел: «Вам, Фира Абрамовна!..» Чтоб не приняла за нахала, даже не накрыл в комнате стол загодя, а теперь сходил на кухню и все постепенно принес. Расставил все как следует, тарелочки, рюмочки, для обнаружения родства душ тихонечко настроил Би-би-си — как она будет реагировать, сочувственно ли? Фира Абрамовна приняла все как должное, все даже одобрила, и Петр Иванович подумал, что в дальнейшем она, может быть, не окажется слишком предубежденной насчет петуха, но это Петр Иванович по ряду причин отложил, а пока решил подойти с более научной стороны. Поговорив о том о сем, и что жизнь в наше время в общем существенно улучшилась, и в смысле товаров, и как будто немного посвободнее стала, а все-таки не каждому можно довериться, чтобы вот так, не таясь, послушать радиостанции, которые тем не менее по-прежнему глушат, а человеку с особенными талантами и вообще, в сущности, в нашей действительности никакого продвижения нет. В целом, о многом таком высказывал Петр Иванович довольно смелые замечания, а сам все посматривал на Фиру Абрамовну — все-таки последняя секретарь начальника «Севзапупа», доверенное все-таки лицо и все такое, а Фира Абрамовна — ничего, ласково так опускала глаза, загадочно улыбалась как бы про себя, Фира Абрамовна — хитрая еврейка, ну совсем тургеневская барышня, — так что Петр Иванович, позабыв про свои расчеты, и сам стал испытывать некоторое влечение и родство душ. А Фира Абрамовна все щурилась, все улыбалась, а потом как бы невзначай и ловко найдя, куда это вставить, заметила, что вот-де какая у Петра Ивановича хорошая комната, а он, в свою очередь, подхватил, что если бы к такой комнате, в такой малонаселенной квартире, да еще в таком хорошем районе, прибавить вторую комнату, даже если и похуже, то вполне можно было бы выменять отдельную двухкомнатную квартиру, а может быть, его сосед, одинокий мужчина согласился бы обменяться, если бы другая комната оказалась равноценной, а Фира Абрамовна, как он слышал, кажется, живет на Васильевском? Так это его соседу было бы очень удобно, отчего бы ему не согласиться?

Теперь Петру Ивановичу и такая идея показалась весьма привлекательной, и он учел ее как запасную, на случай, если Фира Абрамовна лишь частично согласилась бы соединить свою судьбу с судьбой Петра Ивановича, а Фира Абрамовна, похоже, клюнула. Ничего конкретно не говорила, но обмолвилась, что у нее комната действительно неплохая, с окнами на бульвар, и трамваи по бульвару не ходят. Учитывая местоположение и хромоту соседа, а также его темноватую, потому что окнами во двор, комнату, можно было предположить, что он, если все пойдет по такому плану, может и согласиться... Но пока об этом ли, или о первом варианте заводить разговор было рано: нужно было еще некоторое время поухаживать за Фирой Абрамовной. Под предлогом заварки чая пригласил Петр Иванович Фиру Абрамовну на пока еще коммунальную, однако двадцатиметровую кухню, чтобы она воочию увидела дополнительное удобство квартиры, понимал, что остальные удобства Фира Абрамовна и сама обнаружит. Так и вышли в кухню, на которой не совсем кстати для Петра Ивановича обнаружили присутствующего соседа.

Подтянутый и стройный Гуммозов со своей военной выправкой стоял над газовой плитой. Увидев вошедшую пару, не выразил на аристократическом лице чувства тревоги, а, напротив, развернувшись всем корпусом, прихромал на середину кухни и, склонив только слегка поседевшую от времени голову, представился, отчетливо сдваивая согласные:

— Гуммозов Геннадий Никитич!

Фира Абрамовна протянула, надо сказать, свежую еще ручку, и Гуммозов, картинно наклонившись, эту ручку поцеловал. В свое время много видел революционных фильмов и бессознательно (сам бы себе не признался) манерами подражал белогвардейцам. Петр Иванович не смог не заметить того восхищенного взгляда, которым одарила Фира Абрамовна Гуммозова, и немного приревновал. Конечно, ерунда все это: Петр Иванович понимал, что одноногий вахтер ему, ветерану войны и бывшему сослуживцу, не соперник, и, вернувшись в комнату, еще выпили индийского чаю с эклерами и послушали немного, что рассказывают про нас по Би-би-си. Потом Петр Иванович галантно проводил Фиру Абрамовну до троллейбуса (дальше она наотрез отказалась), а когда вернулся, сосед уже спал, так что Петр Иванович избежал его дипломатических расспросов.

Геннадий Никитич бдительно дремал, положив тяжелую ногу на деревянную скамеечку. Видел одновременно и сны, и закрытые на ночь железные ворота завода. Вот не спал, а видел сны, с годами прожитой жизни появилась такая способность — профессиональное качество охранника. А может быть, это не сны, а мысли становились такими вещественными, что казалось, видишь живых людей, даже и тех, которые мертвые. Гуммозов мертвецов уважал, но, в общем-то, недолюбливал, а тут какие-то рабочие бродили вокруг, причем не те, которых ежедневно подозревал, а те, еще из двуногой жизни, из молодости, сознательные рабочие, ходившие через проходную — он и сам тогда так ходил. Хороший был монтер, квалифицированный, хоть и понимал, что это не навсегда, но сейчас, которое переместилось в тогда, понимал, что ничего не знает о своих тайных мечтах, а нога есть, и теперь на ВТЭКе, где он раз в год дисциплинированно появлялся, из-за этого лишат инвалидности, но в этом есть свой положительный фактор, так как он может снова работать электромонтером и, получая значительно большую зарплату, тем самым увеличить предстоящую пенсию, не инвалидную, которую он и так получал, а заслуженную, трудовую и по возрасту. Киноэкрана же никакого не светило, и он как будто об этом даже никогда и не помышлял. Однако жалко было такой обжитой и с толком оборудованной будки и строгости, которую он мог по отношению к отдельным нарушителям применять. А потом на кухне появилась эта, чужеродной национальности, и принялась свои оккупационные порядки заводить. Они (эти порядки) приняли какие-то странные очертания — не то мягкие ватники, которые не прожевать, не то какие-то синусоиды, а дальше — генералиссимус.