Борис Дышленко - Людмила

— Нет, не скрипача, — сказал я, — иногда на первый взгляд можно перепутать художника со слесарем — у художника редко бывают ухоженные руки, — но не руки токаря с въевшейся металлической пылью. Я это не сразу понял, — сказал я доктору, — но что-то беспокоило меня, что-то было не так. Поэтому (может быть, поэтому) я задал ему вопрос о Полковом. Вы помните, как он его назвал? — спросил я доктора.

Доктор молчал. Видимо, он не помнил.

— Один раз он назвал его полковником, а другой раз вообще «ком. полка».

Я все еще не понимал, что не так, — продолжал я. — Я понял это позже, когда стал вспоминать остальные связи Полкового с художниками. Ваш фальшивый Тетерин просто не знал этого человека — для него он был всего-навсего одним из персонажей, может быть, героем, восставшим против страшного сионистского заговора и ставшего его жертвой, но так, абстрактно, существующей где-то фигурой, не реальным лицом.

Когда позже в Гальте я понял подоплеку этого преступления, уже на другом уровне возник вопрос: зачем вам понадобилось убивать Свидетелей? Ведь обо всех трех художниках вы могли сказать, что они сумасшедшие, а двое из них к тому же наркоманы. Кто бы это опроверг?

Значит, Стешин, Полковой знали что-то, что компрометировало вас перед законом больше, чем эти похищения. Тогда я вспомни кое-что из прошлого Полкового и подумал: зачем я здесь? Зачем здесь Прокофьев?

В вашем руководстве замечательно было то, что вы не давали никаких инструкций: каждый должен был сам определить свою роль. Но вы не учли, просто не могли учесть одного важного фактора: того, что наши с Кипилой роли были распределены задолго до вас. Вы скажете, что не знали Кипилу. Вы не были знакомы — это точно, — но вы давно уже составили одну банду, для этого не обязательно было знать имена друг друга. Здесь сложился другой тип гангстерской организации, члены которой даже не подозревают о своем участии в преступлении. Не имея всей картины, просто невозможно было определить его состав. Не найти — определить. Всё списывалось на секретные изыскания, так же как, скажем, казнокрадство списывается на войну или катастрофу. Проблема была не криминалистической, а методологической: не было суждения высшего порядка, чтобы вывести правовой силлогизм. Без такого суждения само расследование могло быть квалифицировано как преступление, потому что как суждение низшего порядка оно соотносилось бы с другим суждением. Но когда, разыскивая неизвестно что, я вышел на Кипилу, я нашел это суждение высшего порядка. Оно было выведено мной еще в детстве. Оно гласило: все, что похоже на Кипилу, должно быть уничтожено, и всякие действия, могущие повлечь за собой пользу для последнего, являются преступлением. И тогда я наконец понял, кто я. Я стал свидетелем — об этой роли я мечтал всю жизнь.

Доктор молчал. Взял со стола пачку «Данхилла», закурил.

— Красиво, — сказал доктор, — впечатляюще, — он выпустил мягкое облачко дыма. — Ну, и как вы собираетесь все это доказать? Не киднэпинг, как вы это называете, — сказал он. — Насчет этого я спокоен.

— Конечно, вы скажете, что художники сумасшедшие.

— Верно, так и скажу.

— Есть свидетели, — сказал я. — Есть свидетели, видевшие похищение Торопова.

— Не похищение, — сказал доктор, — госпитализацию.

— В которой участвовал подозреваемый в нескольких убийствах бандит. Одно из них вообще было доказано. Остальные так или иначе связаны с нашим делом.

— Один-ноль, — сказал доктор. — Что еще?

— Копии технической документации на ваше лекарство.

— Результат научной работы, — сказал доктор. — Результат моей научной работы, секретность которой вы обязаны были обеспечить, но не обеспечили, нарушив долг и присягу.

— Научная работа с экспериментами над людьми, — сказал я.

— С их согласия, — сказал доктор.

— С согласия на ту самую госпитализацию? Бросьте доктор. Есть свидетель: фотограф, переснявший для Торопова порножурнал.

— Что доказывает болезнь Торопова, — сказал доктор.

— Болезнь, наступившую в результате вашего эксперимента, доктор. Такие эксперименты разбирались на Нюрнбергском Процессе.

— У вас что, и на это есть свидетель, господин юрист?

— Есть свидетель, — сказал я, — человек, излечивший его от этой болезни. Так что ваши гангстеры похитили уже здорового человека. Что, уже два — ноль, доктор?

Доктор усмехнулся.

— Ну что ж, два — ноль. Что дальше?

— Колесниченко совершенно бесплатно поставлял Вишнякову сильный психомоторный стимулятор фенамин. Есть свидетель, видевший Колесниченко в мастерской Вишнякова. Уже три — ноль, доктор.