Игорь Адамацкий - Созерцатель

Во время войны город был настолько разрушен, что и через полвека после этого людям негде было жить, но и в уцелевших домах я встречал полчища крыс, более агрессивных, чем прежде.

Помню, как один умелец выводил грызунов. В большую железную бочку он посадил полторы дюжины этих тварей и морил голодом, пока они не начали пожирать друг друга. Последняя оставшаяся крыса была суперубийцей своих собратьев. Один вид ее вызывал трепет и ужас, знакомый разве что княжне Таракановой. Умелец даровал свободу крысе, и все остальные крысы бежали, оставив дом навсегда, и он, кстати, вскоре развалился.

Несколько лет назад мои знакомые, решившие раз и навсегда очистить квартиру от крыс, уехали на неделю, разбросав всюду отравленные лакомства: колбасу, овечий сыр, кусочки парной телятины, половину пожарской котлеты и ломтики акульего мяса. Каково же было удивление хозяев, когда, вернувшись, они застали приманку нетронутой, а на середине гостиной лежала большая свиная кость, неведомо откуда притащенная и оставленная крысами. Недавно я водил своих приятелей посмотреть эту кость. Затем мы обсудили проблему и пришли к выводу, что только солидарность стаи помогла крысам выйти из ситуации и заодно поставить хозяев в положение моральной неправоты.

Но самый поразительный случай, который и до сих пор остается для меня загадкой психологии, это история одного пьяницы. В самом этом человеке не было ничего примечательного. Пьяницы у нас за минувшие семьдесят лет стали на редкость скучны и однообразны. Их уловки и оправдания порока примитивны, их излияния отвратительны. Этот был такой же, неухоженный, грязный.

И вдруг он начал преображаться. Регулярно брился, приобрел костюм, завел в доме мебель взамен пропитой дочиста, и вообще стал другой человек. Ни прежние его друзья, с которыми он расчелся, ни новые его приятели не могли понять причин произошедшей перемены. Много позже, когда он умер от старости, и у него нашли кучу денег, и среди них попадались банкноты обгрызенные, обнаружилась истинная причина преобразования горького пьяницы в благонамеренного гражданина. Оказалось, что какая-то крыса в продолжение многих лет регулярно каждую ночь откуда-то притаскивала бумажные деньги, в основном двадцатипяти- и пятидесятирублевые. В этом же доме помещалось отделение банка, но думаю, что для крысы это было несущественно.

Выдрессировал ли он ее или сама крыса догадалась на такое — это осталось тайной. Но едва ли этот единичный случай благородства прибавит репутации крысам, равно как промелькнувший среди людей какой-нибудь гений или благодетель, не оправдает тех мерзостей, какие ежедневно перед нашими взорами.

Телекинетики непрестанными тренировками развили в себе такие способности к перемещению предметов силой одного лишь взгляда, что правительство вынуждено было запретить всякую такого рода деятельность под страхом строжайшего наказания.

Они передвигали все, что могли: тарелки и бутылки, домашнюю мебель и утварь, машины городского транспорта. Я был свидетелем, как однажды дворник, выйдя поутру из дома и заметив, что за ночь снег полностью засыпал тротуар, посмотрел на этот снег таким взглядом, что снег сам собой тотчас сбился в огромный ком и укатился на детскую площадку. Я видел инвалида, сидящего в коляске, сложив руки на ампутированной груди, и рычаги тачки быстро двигались под волшебной силой взгляда.

Возродились разговоры о животном магнетизме, и Месмера числили за пророка. Несмотря на строгие запреты телекинетики процветали, открывали тайные школы, объединялись в подпольные союзы. Не обходилось и без курьезов. Однажды я видел, как подвыпивший телекинетик пытается вырвать фонарный столб. По-видимому, сеанс давался нелегко: хрипы, шипы и свисты испускались всеми входными и выходными отверстиями телекинетика. Столб согнулся, и это было потрясающе убедительно.

Демократия и порядок приходили в расстройство, поскольку каждый мог рассчитывать на себя. Окружающая жизнь, однако, не разваливалась, хранила вынужденную цельность, потому что телекинез все-таки требовал значительных энергетических затрат, хотя бензин подорожал.

Я всегда посмеивался над этими чудаками. Всем им было далеко до первого истинного телекинетика — гоголевского героя, в чью усатую пасть сами собой прыгали вареники, измазавшись предварительно в сметане.

Звонок в дверь разбудил меня рано. Ранний звонок. Я натянул брюки и пошел посмотреть, кто это. Это мог быть инспектор полиции нравов, говорят, поклявшийся застать меня с чужой женой. Или веселый дебил из соседнего барака, являвшийся по пятницам за толстой портновской иглой, с помощью которой он вышивал священный узор на осеннем рубище. Или это мог быть частнопрактикующий мистик, дающий советы, как не стареть во сне.