Игорь Адамацкий - Созерцатель

— Здравствуйте, уважаемый Борис Борисович, здравствуйте, — говорил Пономарев, кланяясь в полголовы со скромным достоинством и одновременно с уважением.

Борисов выходил к воротам из глубины парка — весомой устойчивой походкой набегавшегося человека.

— Вот, иду себе мимо и вдруг слышу такой знакомый топот. Думаю: кто же это может так знакомо и рано топать? Уж не милейший ли наш Борис Борисович это моционирует? Так и есть: идете вы, сильный и щедрый... L'oiseau de proie [103] хищная птица (фр.) .

— Приветствую вас, пересмешник, — большая, чуть потная рука ухватила тонкую руку Пономарева и глаза внимательно, с пытливой сердечностью смотрели в глаза и будто говорили: ты посмотри, какой я добрый и умный. — Мне кажется, Виктор Петрович, что вы иронизируете постоянно.

— Как можно! — огорчившись, обиженно запротестовал Пономарев. — Иронии компонирует чувство превосходства, а откуда ему у меня взяться? Вы не возражаете, если я вас несколько провожу до дома?

— Сделайте любезность, — с величественной простотой разрешил Борисов.

— Спасибо, радостно зашагал рядом Пономарев. — Так вот я и говорю: откуда у меня взяться чувству превосходства? Скромный, занюханный лаборант по непосильной теме. Занудно собираю эмпирические факты, фактики, фактюшики по патологии этноса... Этакий перегной для будущих исследователей...

— Скромничаете! Небось, на докторскую насобирали?

— Увы! Сейчас это чрезвычайно трудно. Сейчас все занимаются наукой. Конкуренция-с! но я не об этом. Мне бы приобщиться к сознанию художественной интеллигенции. С вашей помощью и советом.

Борисов тонко и с удовольствием смеется. Он идет крепко и уверенно, и красные лацканы его спортивного костюма описывают гармонические кривые в ритме медленного марша.

— Я читал ваши книги, — продолжал Пономарев, то немного поспешая вперед, чтобы заглянут в глаза Борисова, то приноравливаясь к его шагам. — Добротные солидные исследования. На долгие времена. Для будущих историков. Вы не улыбайтесь. В ваших исследованиях я уловил что-то похожее на грандиозность. Иногда мне представляется, что вы орел, парящий над русской литературой...

— Прямо уж и орел... — трогательно смущается Борисов.

— Пусть не орел, — благодарно и сладко соглашается Пономарев. — Но все равно птица высокого полета! Это точно! С большой буквы. Maître de haut vol [104] мастер высокого полета (фр.) . У которого все под рукой и который звучит гордо.

— Н-да, умеете вы елей лить. Не сразу и распробуешь, что к чему.

— Помилуйте, Борис Борисович! У меня никакого сугубого наития в этом деле. Одинокий мой интерес — желание понять все и понять до конца. Ну, может быть, не все, но хоть что-то. И кто, как не вы с вашим опытом и стратегическим мышлением сможет мне помочь. Подтолкнуть! Направить! Ваш клуб литераторов, где одна половина гении, остальные — великие художники, а прочие — средней руки таланты. Да это — просто находка для скромного лаборанта. Приобщиться, и ничего более. — Пономарев забежал вперед, заглянул зелеными крапчатыми глазами в лицо Борисова и удовлетворился.

— Приобщитесь к текущей литературе, — солидно и вяло заметил Борисов, — и вы обнаружите интереснейшие вещи. Искусство развивается несмотря ни на что.

— Конечно, конечно, — пробормотал Пономарев, и косвенная улыбка тенью мелькнула на его лице. — Все конечно... Текущая... утекающая. Массовое производство духовных ценностей. Консервы. А меня интересует лаборатория передового опыта. Так сказать, методы проб и ошибок. Иными словами, методы тыка. Кипение страстей. Бульканье эмоций и всякое такое.

— Так что же вы от меня хотите, не пойму? — разводил широкими ладонями птица высокого полета и улыбался, потому что все-то он на свете понимал, до всего докопался, оттого и чувствовал себя столь уверенно.

— Только вашего согласия посещать мероприятия клуба. Попросите правление и особенно председателя, чтоб не препятствовали.

— А что председатель? — навострился Борис Борисович.

— Не показался... Какой-то он себе на уме... Не свой...

— Не наш, что ли? — прямо спросил Борисов.

— Мне трудно судить, — завилял Пономарев. — Наш... не наш... тут уж вовсе можно запутаться. Где свои? А где чужие? Но что-то такое я в нем почувствовал. Какая-то в нем отдаленность...

— Впрочем, — спохватился Пономарев, — nos etrangers... се ne sont pas du tout nos etrangles.

— Хорошо, — успокоился Борисов, — хорошо. Я попрошу позволить вам присутствовать. И чтоб вас не стеснялись. Но уж и вы постарайтесь. Я за многими делами не поспеваю бывать у них часто. Так что вы уж постарайтесь как-нибудь меня информировать, что происходит...