— Все это обстояло следующим образом, — аналитик поерзал на стуле. — Ваша истощенная нервная система, усугубленная... — он помешкал, сомневаясь, стоит ли рассказывать обо всех подробностях или ограничиться общей картиной и, ничего не решив, продолжал, — усугубленная воображаемой утратой близких людей и — или — людей, которых вы считали близкими, ваша нервная система была не способна нести бремя жизни, — аналитик улыбнулся заговорщицки, будто намекая на что-то, только им двоим известное и смешное, — бремя познания, бремя страдания, — он вздохнул. — Черт побери, как жалостливо я излагаю. Порог чувствительности, болевой порог, через который перекатывались чужие страдания, несчастья, которые, как я подозреваю, этими людьми не воспринимались столь трагически, — болевой порог опускался все ниже и ниже. Вы неуклонно и все более бесконтрольно оказывались перед жизнью беззащитным. Совершенно безоружным. Коэффициент эгоизма приближался у вас к нулевой отметке. А это означало одно — гибель. Да вы, собственно, уже и погибли. Если бы не я... достаточно ясно я излагаю?
— Да вы просто писатель! Ваше остроумное замечание насчет коэффициента эгоизма, помнится, встречалось в литературе.
— Разрешите продолжать, коллега? — аналитик осклабился, приподнимая усами полные румяные щеки. — Не хотелось бы терять нить рассуждения и особенно узелок. Итак. Считается, что лишь себя человек принимает за единицу. Помните, хрестоматийное высказывание поэта — «мы почитаем всех нулями и единицами — себя»? Так что даже наилюбимейшего человека вы все-таки воспринимаете в ноль целых и девять в периоде, улавливаете? А какой-нибудь негр у подножья Килиманджаро для вас — ноль целых и какая-нибудь десятитысячная. И разница между единицей и указанной величиной суть коэффициент эгоизма. И это еще не все. Собственно, это даже не самое интересное, поскольку все это — проблемы моралистов и социопсихологов. Меня лично занимало, что же при этом происходит в черепной коробке. Меня интересовали мозговые волны, несущие самую точную, самую истинную и исчерпывающую информацию. Ту высшую правду, которой человек жив. — Аналитик произнес это более торжественно, чем хотел, и сам почувствовал, что перебрал пафоса. — И я поступил так: переводил ваше сознание в многочасовой бред, затем записывал его, после этого переводил вас в спокойный гипнотический сон, снимал все внутренние напряжения с помощью химических средств, оставляя открытой одну слуховую дорожку и... прокручивал вам всю пленку раз за разом... Особенно меня интересовала энцефалограмма, и именно здесь меня ожидала поразительная находка! Я обнаружил, записал и расшифровал новую мозговую волну и назвал ее вашими инициалами, — КМ-волна. Она может расшифровываться и иначе, — Compassio Misericordiae, волна сострадания. Именно она, как река, в которую втекают мелкие ручейки вашего жизненного опыта, грозила в итоге разлиться и затопить полностью вашу, как вы выражаетесь, душу.
— Да вы певун! — К. М. рассмеялся.
— Так уж и певун? — польщенный, аналитик подмигнул и посерьезнел, огорченный. — Увы и ах! не способен я искренне и во всю полноту увлечься собственными чувствами. Это грех всех аналитиков. Потому и не певун. Меня не влечет и не волнует невыразимое... Да и вас, возможно, тоже. Но зато у нас есть общая территория, мы оба в некотором смысле врачеватели. Разница та, что моя методика ни разу не давала осечки, а ваша могла привести вас к гибели.
— Неужели вся полная жизнь может регулироваться вашими методиками, неужели она не восстает против такого насилия? Или все-таки некий иррациональный остаток ускользает от вашей методики?
— Ваши иррациональные остатки, — аналитик благодушно и покровительственно улыбнулся, — это всего лишь непроявившиеся галлюцинации.
— Отсутствие галлюцинаций — признак скудоумия...
Аналитик крякнул.
— Помимо всех и всяких ваших позитивностей, — сказал К. М., — есть что-то высшее! Что-то выше всех людей!
— Нет! нет! — аналитик подпрыгнул на стуле и протестующе выставил широкую ладонь, — не говорите мне о Боге! Я ничего не знаю об этом. В основу любых деяний я готов положить витальные интересы, жизненную силу, энтеллехию, даже любовь, если хотите. Возможно, в основе всяких подвигов лежит любовь, если речь идет о женщине, или заменители любви, если это мужчина. Но если мы примем Бога как причину, которую следует учитывать, тогда мы исключаем из анализа свободу воли или ограничиваем ее настолько, что... Давайте, голубчик, останемся в пределах позитивного знания и не станем отвлекаться от темы.
Читать дальше