— Что это? — наконец, брезгливо проговорил он.
— Как что? Как договаривались! — проговорила оплывшая женщина. — Трусы, лиф... комбинация... платье... туфли не принесла — ведь не надо же?
Егор долго молчал, потом резко забрал у женщины пакет. При этом он старательно не смотрел на меня! Откуда-то из огромной рыхлой груди женщина вытащила замусоленный кошель.
— Сколько надо-то? — проговорила она.
Егор продолжал делать вид, будто с трудом понимает происходящее.
— Что вы хотите? — выговорил он.
— Как что? — удивилась женщина. — Одеть, причесать... привести в божеский вид... Так сколько?
— ...Сколько можете, — высокомерно произнес Егор, не глядя ни на меня, ни на нее.
Я понимал, что устроил для него пытку — но не мог же я повернуться и уехать — я так давно жаждал видеть его!
Постояв некоторое время, Егор повернулся и ушел «туда», задвинув за собой дверь.
Оказалось, что и все присутствующие переживали эту сцену и чувствовали ее так же, как мы.
— Между прочим — лучший в Союзе специалист! — горячо воскликнул молодой усатый хлопец. — Мы все учимся у него! А что... нам платят так мало, и мы вынуждены... подрабатывать... это уже не наша вина!
Я понимал и любил их позицию: когда государство теснит тебя отовсюду — самому гордо и молчаливо занять самую трудную, тяжелую позицию... но зато — стоять!
— Вы, наверное, думаете, что у нас райское место? — улыбнулся интеллигент в пенсне.
— Ну что вы! — с ужасом отвел я это предположение...
Чувствовалось, что живут они тут дружески и достойно.
Неужто, черт подери, другого такого места, кроме морга, у нас нет?
Оказалось, что да... нет! В дальнейшем нашем движении с Егором все остальное оказалось гораздо хуже...
Появился Егор, с грохотом задвинув за собой дверь, бросил пустой целлофановый пакет на стол.
— Шестой подтекает! — вскользь сказал он бородану.
От такой реплики я похолодел — но бородан спокойно и вежливо кивнул и скрылся за дверью.
Егор, слегка мотнув головой (что относилось, по-видимому, ко мне), вышел из флигеля.
Мы вышли на темную аллею. Он остановился у своего перебинтованного «Запорожца»... по сути — ему давно уже место за той дверью... но бедный Егор все гоняет его!
Мы приехали с ним в убогую его квартирку... Посидели молча... потом он вдруг резко встал.
— Что... пора уходить? — я огорчился.
— Нет! — он нервно усмехнулся. — Мусор пора выносить!
— А я?
— Если желаешь участвовать в нашей светской вечеринке... пожалуйста! — скривился он.
Мы вышли. Центральная — и в прошлом, видно, красивая улица города была заполнена приятными, хорошо одетыми людьми. Они оживленно переговаривались, переходили от группы к группе — но у всех в руках были мусорные ведра.
— Что-то долго сегодня не едут! — таков был любезный светский разговор. Вдруг в отдалении ударил колокол.
— Едут, едут! — оживились все.
Колокол ударил еще ближе. Дамы защебетали, стали поправлять драгоценности, глаза их сияли.
Из-за поворота на площадь, брякая, вывернул зловонный грузовик с прицепленной низкой платформой... из нее-то и шла главная вонь — за ней струились мухи и воробьи.
Шофер тормознул (часть помоев, уже переполнивших платформу, при торможении выплеснулась), оглушительно ударил в колокол, висящий возле кабины.
— Саша... наш Саша приехал! — льстиво говорили все.
Я понимал страдания Егора — одно дело, когда живешь в дерьме и тебя не видят, но страдание возрастает многократно, когда это видит твой как бы блистательный друг!
Я любовался горами, окружавшими городок. Егор яростно выбил ведро, тяжело повернулся, пошел... усталый, сутулый медведь, до глаз заросший седой шерстью!
Мы вернулись к нему, молча сидели.
— ...Пойми, — заговорил я. — Счастье или несчастье — дело добровольное! Каждый назначает себе сам! Но уж, чтобы любили тебя — это ведь совсем же легко! Элементарный набор простых правил! А трагедии все возникают от безграмотности!
— Да. Например, Шекспир! — холодно усмехнулся Егор.
— Ну зачем нам этот Шекспир? Там гибнут все. Ты слушай сюда. Первое — понимай каждого, меру его желаний, меру благородства — и не перегружай! Скажем, человек зарабатывает тем, что любит животных! Ездит на международные конгрессы, защищает клопов, борется за гуманные методы обращения с ними. Все благородно, все хорошо — и он считает себя благородным, и все довольны. И ты, если с ним работаешь, это понимай... понимай меру его любви к своему предмету... а если не поймешь — и, скажем, положишь ему на письменный стол осиротевших слепых крысят, и он их в приступе отвращения убьет — карьера его рухнет, а заодно и твоя! Ясно? Не перегибать! Второе... голос! Я сам иногда удивляюсь своему голосу, особенно по телефону: что — «спасибо, все хорошо!»?.. что он городит? Чего хорошего-то? А потом невольно заслушаюсь: а, может, он прав? Главное — когда берешь телефон, имея трудную тему обсудить, всегда надо к ней подверстать другую, более легкую, для отхода... которую запросто твой абонент положительно решит: и ему, в заключение, приятно, и главное — тебе! И последнее: помни — от ада до рая миллиметр, крохотное движение языка. Малейшее движение надо сделать, чтобы плохое в хорошее повернуть! Часто — одну букву всего в слове изменить... ну две. Скажем — «сволочь!» — непримиримо и беспощадно, а «сволота» — это уже с оттенком ласковости, с надеждой на примирение... две буквы всего!.. И третье: не формулируй беду!.. Пусть она сама себя формулирует — авось, надорвется!
Читать дальше