Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

— Потерпи! — сказал я, склонившись вниз, к некоторому удивлению стоящих рядом. Толпа слегка сгущалась, сдавливалась к «Гейт 10» — «воротам десять», через которые нам предстояло покинуть этот мир.

Билеты и паспорта тут проверяли неназойливо, но все же негритянка-полицейская несколько изумилась, выкатила белки, когда я по рассеянности вместо своего паспорта, кое-как все же обитого печатями, предъявил ей паспорт Егора, вообще без каких-либо штампов!

— Ой, извините... перепутал! — пробормотал я, и вытащил свой.

Но полицейская почему-то изумленно смотрела мимо паспорта...

Я вежливо нагнулся... Оказывается, Егор пальчиком сумел открыть молнию и теперь жадно дышал через образовавшуюся прореху. Я гневно задвинул молнию. Егор раздвинул и высунул нос. Я снова его задвинул, и через ткань схватил его, чтобы не рыпался!

— О-о! — проговорила негритянка.

— Все о’кей! — ослепительно улыбнулся я.

Негритянка засмеялась... славная все-таки страна, где смеются на посту!

В Москве, куда мы летели долгих одиннадцать часов, Егор, вырвавшись сразу после кордона, в брюках у горла, начал орать, что ни в какую Москву он не желает, а тем более в Питер, что все там давно прогнило (чему, спрашивается, гнить, если ничего нет) — и что он немедленно летит в родной Казов — только лишь там подлинная жизнь!.. Ну что ж... такая форма слабоумия тоже существует... мы холодно простились... В заключение Егор, кстати, сказал, что был агентом-двойником и показал орден Красной Звезды...

И так мы с ним разошлись — он в брюках до горла, я — в пиджаке до пола, и, как думали тогда, — навсегда...

И вот эта... последняя встреча... теперь точно уже — последняя встреча... но где она состоится и когда?

Что-то я тут разбушевался (я имею в виду, мысленно) в этом убогом помещении, принято ли это здесь?

Перед последней — честно скажу — была еще и предпоследняя встреча (и с ней, кстати, и с ним). Долго я ходил в пиджаке до пола, сохраняя память об нашей дружбе, но, наконец, пиджак снизу пообтрепался — пришлось укоротить. Но дружба не проходила!

В конце концов я не выдержал и полетел... блистающие разливы Волги... безумной длины мост. Когда-то мы были здесь, отдыхали — как все было весело и легко! От этой рябой блистающей воды глаза защипало, потекли горячие слезы... все, посадка!

Не зная адреса, я искал его в городской больнице — сделать это было нетрудно, поскольку первый же вахтер-инвалид отозвался о нем с горячим энтузиазмом:

— Егор Алексеич? Как же — на работе-с! (интересно, сколько у этого служаки стаж?). Пройдите вот по аллейке, за кустами сирени — флигелек-с!

Все, как в старые добрые времена... Старинная, красивая больница... Флигелек-с! Интересно, все-таки — почему не корпус, неужто Егору для размаха его хирургического таланта хватило флигелька?!

Впрочем, он всегда утверждал, что все эти сверкающие никелем корпуса — липа, что ту операцию, которую легко делал профессор Коромыслов во флигельке, дай бог бы повторить... Такой же упрямый! Я полез напрямик через мокрую сирень, вытирая ладонью мокрые скулы, вошел во флигелек... Средних размеров старинный зальчик, в нем на стульях, тяжело опустив руки, сидело несколько людей в белых халатах, и среди них — Егор.

— Ну, здорово, паря! Не ожидал?

Егор сидел по-прежнему без движения, лишь поднял взгляд. Странность обстановки ошарашила меня... на одном из столиков стояла табличка «Шитье саванов», из репродукторов лилась рыдающая музыка.

— Ну что ж... подходяще, — после паузы кивнул головой один из сидящих, и встал. Егор продолжал сидеть.

Что здесь происходит? Что же здесь «подходящего»?

— Что такое? Почему такая грустная музыка? — тормошил я его.

— Извини... сейчас я занят, — обдал меня лютым холодом Егор, медленно поднялся, натянул резиновые перчатки, и ушел через странную дверь, отодвигающуюся-задвигающуюся, непроницаемую... Я в растерянности оглядывался по сторонам, ничего абсолютно не понимая... Морг?

Мою страшную догадку подтвердил стенд: «Лучшие люди кафедры патологоанатомии», и среди них — Егор!

Все-таки добился своего, все-таки нашел в жизни работу, которую, кроме него, мало кто может делать... во всяком случае — единицы! Доказал! Доказал свое мужество, силу, и, судя по фотографии на Доске лучших, — профессионализм! Доказал и свой мерзкий характер, желание все делать наперекор, доказал, что лучший диагноз — в морге, как будто без него никто этого не знал! Вошла нечесаная, оплывшая женщина (видимо, от горя?) — и молча протянула появившемуся Егору целлофановый пакет, в котором тускло просвечивали грубые предметы женского туалета. Она держала все это на весу — Егор, глядя почему-то в сторону, не брал.