Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

— Это не страна — это черт знает что! Всюду в нормальных странах люди после перитонита долго мирно гниют — а здесь тебя выкидывают через два дня, абсолютно здорового!

Я свесил ножки с бойницы, смотрел на него.

— Новое оборудование на мне, как на кролике, испытали! — он брызгал слюной.

— Ну и что... неудачное оно? — пробормотал я.

В ответ он еще глубже задохнулся от ярости. Вопрос, конечно, был явно бестактный: уже по одному виду его, по тому, как он метался передо мной, было видно, что оборудование-то как раз удачное!

Это-то и бесило его! Да — интересно устроен человек: может жить в нищете, разрухе, главное, ему нужно одно: чтобы он чувствовал себя правым! И, оказывается, во всех передрягах Егор чувствовал себя правым, убеждал, что он правильно ушел, что лишь псевдохирурги делают вид, получая деньги, а на самом деле — не делается ничего, во всяком случае — нового... Ан оказалось — делается! Это было для него страшным ударом, хоть и поставило на ноги... Поставило в физическом смысле, а в моральном — убило... оказалось, что все эти годы, когда он гордо уклонялся от псевдохирургии — настоящая хирургия делала успехи, как ни упорно он это отрицал! Весь его пафос оказался пшиком... Тяжело осознавать после долгой жизни, что жил не на том!

— Вон отсюда! — прорычал он.

Понятно... «Вон отсюда» в наши провинции, где ничего не делается, где бездельники чувствуют себя «героями сопротивления»... Вот так!

Я нашел возле пивной Колуна, долго ему втолковывал, кто я такой, и главное — кто он такой... Да — узнать его, действительно, было трудно: кудрявая бородка, грязная майка с похабной надписью по-английски, фураня с длиннейшим козырьком... с-под этого козырька он ничего не узнавал.

— Берьозка... Берьозка! — почему-то ударяя себя в грудь, монотонно повторял я.

Колун хохотал, непонятно на каком языке, чесал грязной пятерней грудь.

Этот путь отпадал. Воздушный шар наш куда-то унесло. Но все это для Егора не означало ничего. Он так надулся яростью и решимостью, что, казалось, сам мог улететь, как шар!

Таким целеустремленным я его не видел уже давно! Абсолютно уверенно, совершенно не комплексуя, он в своих лохмотьях подошел к друзьям — «яппи», и те, чувствуя какую-то уверенность и силу (а для них это главное), встретили нас так же шумно, как раньше.

— Хай, гайз! (Привет, парни!) — воскликнул наш друг по прозвищу «Желток». — Требуется какая-то помощь?!

— Мы что — похожи на людей, которым требуется помощь? — лихо ответил Егор. — Все о’кей!

Бодро пообщавшись с «яппи» и зарядившись от них исключительно бодростью, мы двинулись дальше... Куда? Егор, во всяком случае, не сомневался, что мы улетим. При этом он, что характерно, на все корки честил нашу страну тоже... Куда же мы летим?

На знаменитой Сорок второй улице, в районе притонов мы устроились в эротическом шоу братьями-чечеточниками... причем, друг мой бил чечетку с такой яростью, что все бледнели... даже иссиня-фиолетовые негры.

— В чем дело, гайз? — наконец спросил нас хозяин, чувствуя, что наша энергия все равно что-то сотворит: если не хорошее, то худое...

Ставку нам повысили, и в результате мы настучали ногами на один билет.

— Прощай! — как только поступил к нам последний цент, произнес Егор.

— Что значит — прощай? — вскричал я. — Вот так и «прощай»? Я для тебя проделал этот безумный путь — с уютного тропического острова, где Пахомыч непрерывно накрывал — в этот зловонный подвал, и теперь «прощай»?

— Ну — если ты что-то придумаешь... сделаем, как ты скажешь! — усмехнулся Егор.

— Отвечаешь?!

— А когда я не отвечал?

— Ну, ладно!

В торговом районе «Флашинг» мы купили костюм примерно на знаменитого негритянского баскетболиста Джайкоба Грира... а поскольку рост каждого из нас не превышал метра — мы легко помещались в него — разумеется, по вертикали.

— Ну... и кто будет внизу? — заранее оскорбленно проговорил Егор.

— Ну... голова, как ты сам понимаешь, наверное, должна быть наверху? Так, во всяком случае, принято, — скромно проговорил я.

— Видимо, считается, что голова — это ты? — уязвленно проговорил Егор.

Я лишь скромно пожал плечами.

— Еще бы хорошо тебя негром раскрасить! — злобно проговорил Егор, но то была бессильная злоба.

В аэропорту имени Кеннеди все принимали меня (точнее, нас) за баскетболиста, бешено аплодировали. Я пил прощальное пиво, Егор хрипел в районе ширинки: «Дай, сука, хлебнуть!» — но сами посудите, как я мог дать ему хлебнуть в аэропорту Кеннеди, где полно сыщиков?