Валерий Попов - Евангелие от Магдалины [Романы]

Надо Криса предупредить, хотя ничего уже не изменишь. Вот он, главный свидетель! Стоит! Гриня, который все это заварил.

— Ты... привез Ксюху в Троицк? — выговорила я.

— Я.

— Какая же ты сволочь!

— Сволочь — не я! Если ты хочешь знать... Твой отец, когда узнал, что она родилась... со смертельным пороком, распорядился вообще ей... не помогать! Это я уговорил твою тетю — вплоть до того, что угрожал ей! Потом целый час я уговаривал твоего отца по междугороднему — и вдруг он сломался: ладно, вези!

Какие-то просто волхвы, добрые ангелы!.. теперь требуют гонорар!

— Не стыдно тебе... Ксюхой торговать?! — стараясь держаться, спросила я.

— А больным детям помочь ты не хочешь? Ксюха здорова — а они там!..

— Но фонд же нам и так помогает! Но уж на юбилей — это уже хамство! А! — Я махнула рукой.

Все погибло. Никогда уже не отмыться мне... И главное — эти идиоты сядут в тюрьму... и ничего не добьются. Будет только позор! Приехали завоевывать Америку, но нахрапом ее не возьмешь.

— Если надо — я все расскажу как было! — благородно произнес он.

— А я тебе расскажу, как все будет!.. Никак. — Я повернулась и пошла.

— Эй, куда ты? — закричал он вслед.

Подняв правую руку, я разжала и сжала кулак. Тут из кабинета, сопя и отдуваясь, вышел наш писатель. Гриня кинулся к нему, страстно шепча:

— Ну, ты понял, нет? Разоблачим с тобой эту шоблу — и Голливуд наш!

Я шла по оживленному Нью-Йорку. Счастливый город. Тепло и как-то безмятежно. Под ногами решетки — вентиляция метро. Когда шел поезд, оттуда вырывался вихрь, приподнимая юбку, — я вспомнила знаменитый кадр с Мэрилин Монро: она, улыбаясь, стоит на решетке, придерживая юбку рукой. А жизнь между тем была у нее нелегкой. Потяжелее твоей. Но она улыбалась. Улыбайся и ты! В жизни много зависит от настроя. А в Америке это — самое главное. Я шла по улице, и веселая, энергичная толпа заряжала меня бодростью. Не думаю, чтобы у них все было гладко, но они как-то пробиваются! Пробьемся и мы. Назад хода нет. Если Крис вдруг поймет, что я заодно с этой бандой, — ни его, ни Ксюху я не увижу никогда. И — никогда не увижу ее, если он вдруг узнает правду. «Бывшим родственникам усыновленных детей нельзя их видеть!» Ты — просто Марина, и больше — никто. Только так ты можешь увидеть Ксюху и не потерять ее навсегда. Обратный билет у меня, к счастью, с собой. Есть телефон подруги по училищу, Иры Скринской, живущей где-то под Нью-Йорком... Не пропаду. В сумке — триста долларов и мобильник. Сегодня — десятое сентября... Обратный билет — на семнадцатое. Не пропаду. Вдруг я увидела высокий столб света в небе. Что это? Стояла, вглядываясь в небесную мглу. A-а, наконец поняла я, это просвет между небоскребами-близнецами Всемирного торгового центра!

Я шла вдоль цветочного магазина. Из него на тротуар были выставлены бочки с огромными растениями, я шла, как в тропическом лесу, любуясь цветами, вдыхая запахи. Из «леса» я вышла почти веселая. Что мне грустить? У меня есть все! Правда, это «все» недоступно, но оно ведь есть! Надо позвонить Крису, опередить эту банду, пока они не изгадили все. Объяснить ему что-то... соврать, что я ни при чем, что они все придумали?.. Только так. О господи! Нет, не буду звонить — мой английский груб, а тут — надо объяснить ему то, что объяснить невозможно. Только чудо может меня спасти!.. Какое чудо? Любовь! Других чудес на свете не существует. Но какая любовь выдержит, если травить ее — так, как травили мою любовь, только она появлялась, — любовь к Владу, любовь к Ксюхе, любовь к Крису... Все отравили они!

Увижу его — и все станет ясно. Когда он уезжал в последний раз, он грустил... Но Америка — не Россия: тут не принято долго грустить.

«Поеду!» — решила я и остановила желтое такси.

Водителю, смуглому латиноамериканцу, я сначала читала вслух визитку Криса, потом, видя, что он ничего не понимает, просто ему ее отдала. Он долго ее вертел... Неграмотный, что ли?

Повернувшись, он долго смотрел на меня, потом вдруг радостно улыбнулся.

— Русская, да? — с кавказским акцентом произнес он.

— Да! — воскликнула я.

— Так бы и говорила! Я ж из Баку!

— Знаете, где это? — Я кивнула на визитку.

Он почесал в затылке. Развернул на коленях карту.

— Так это ж рядом совсем! Сто раз там был, но все названия путаю. Повезло, землячка, тебе. Вашингтон-сквер!

Мы ехали по широкой улице с шикарными витринами.

— А это что за улица?

— Так их Пятая авеню!

— А-а!

Пятая авеню утыкалась в сквер — тот самый. Здесь уже был другой Нью-Йорк: невысокие старинные дома с наружными лестницами, скорее, крылечками перед богатыми, резными дверьми. Посередине деревья, газоны — на травке блаженствовали люди, в основном молодежь, разувшись, развалившись, раздевшись до пояса. Притом многие читали книжки. Готовились к экзаменам? Вот оно, счастье жизни, которого не было у меня.