Каменное ущелье тянулось долго — иногда над низкими домами прорывалось солнце, и вновь его закрывал высокий дом. В стеклянных стенах небоскребов отражались облака. Но вдруг ущелье оборвалось, впереди показались деревья, целый лес.
— О! — воскликнула я.
— Централ-парк! — гордо доложил он. — Тут вокруг в основном живут самые состоятельные люди!
— Например?
— Например, я! — улыбнулся Игорь.
Мы объехали парк, нырнули в узкую улочку, плавно спустились вниз, в гараж.
Лифт роскошный пришел, с бархатом и зеркалами.
— Прошу... мисс!
Мы поднимались недолго. Двери разъехались. Перед нами возникла решетка, сотканная из железных цветов. Игорь отпер ее ключом, и мы вышли на маленькую, покрытую желтым ковром площадку. Только две двери были на ней — налево и направо.
— Тут еще только одна кинозвезда живет, — пояснил Игорь, — но в основном она в Голливуде.
Он открыл дверь. Огромная комната заканчивалась большой стеклянной лоджией, освещенной вечерним солнцем. Белый столик и стулья стояли там среди тропических зарослей. Прямо за стеклом торчали шпили католического костела, чуть дальше поднимались макушки деревьев Централ-парка.
— Тут рядом знаменитый дом Дакота, где Леннон жил.
— Как же ты так... поднялся? — изумленно озиралась я. — Рядом с Ленноном-то оказался?
— Да так... простая русская смекалка, — усмехнулся Игорь. — Опыт работы прорабом, потом — в стройотделе райкома... после тех хитроумных дел — тут элементарно все. Помнишь, реставрационная мастерская была у меня, в монастыре, рядом с вами? Попал с реставрационными делами сюда, в Комиссию по культуре ООН, потом притулился тут. Кое-что изобрел. Главное, конечно, — это фонд юбилея родного Троицка тут.
— По-моему, в этом фонде денег больше, чем в бюджете Троицка.
— Фактически это одно и то же, — усмехнулся Игорь.
— И давно?
— Да уже давненько.
Ясно. Помню год, когда у нас и леспромхоз, и химкомбинат, и рыбозавод оказались банкротами. Отец скорбно кивал на перестройку...
— Так вот они где, денежки-то! — сказала я.
— И не валяются... Приумножаются тут! Соображаем кое-что! — Он постучал по лбу.
— Так что — я, выходит, миллионерша?
— Со временем... тьфу-тьфу-тьфу! Срочно узнать, как там Павел Петрович! — Позвонив, он долго говорил по-английски. Повесил трубку. — Ну, слава богу, оклемался старик!
Автор
Трудно освоиться в Америке, особенно после долгого перерыва! Все здесь не так. Унитаз наполнен водой... и все держит на поверхности, пока не спустишь. Душ не гибкий, как у нас, а торчит железным дрыном! Резко распрямившись, чуть голову не разбил. Потрогал — шишка будет. Вышел, прилег. Невыносимо душно! Кондишена в этом клоповнике нет. Подергал окно... Не как у нас открывается! Форточек нет. Надо всю раму поднимать вверх, рывком! Наконец поднял. И оно тут же упало вниз! И я упал. Полежал. Потом пошел на штурм снова. Приехал в Америку — действуй! Наконец закрепил раму, высунулся во двор. Душный колодец, без продува. Вдоль стен змеятся ржавые лестницы. Да, судя по обшарпанности, в этом райончике могут и влезть! Пришлось опустить окно и рухнуть на койку. Ну и что? На фига ты сюда приехал? Хеппи-эндом не пахнет тут! Кто-то забарабанил в дверь. Видимо, гангстеры?.. Налетай!
Я распахнул номер... Вот это да! В дверях стоял Валера Голод, старый ленинградский приятель... не виделись с шестьдесят... не помню уже какого... Был диссидент — умеренный, впрочем, в основном по кухням бушевал, переводил прозу с английского, всегда был возбужден — то недоволен, то дико счастлив. Потом — исчез... Крупный американский адвокат! М-маленький з-заика! Сколько же упорства, цепкости, сообразительности пришлось ему проявить, чтоб так подняться! Впрочем, почти не изменился на вид (как вскоре выяснилось, так же заикается и беспрерывно матерится — или только на радостях?). Только костюм темный, роскошный, да блеснувшая булавка на галстуке, да уложенный четкий пробор в мелких кудрях, а так все такой же!
— Валера! (Там-та-ра-рам!) Ху... ты тут делаешь? Быстро пошли!
— Ну, погоди... Давай хоть обнимемся!
— Ах да... Замудохался сегодня.
Мы обнялись.
— Ну все... Поехали.
— Куда?
— Ре-решим!
— Ну, мне как-то неудобно.
— Ну давай хотя бы спустимся в мой «линкольн», — у меня там кондишн, а тут буквально нечем дышать.
— Этих наших орлят, — говорил тезка (мы плавно двигались в строю шикарных машин), — буквально приходится держать за руки. Что они тут творят! — Кинув руль, он вдруг схватился руками за голову... «Линкольн», к счастью, никуда не нырнул.
Читать дальше