Валерий Попов - Избранные [Повести и рассказы]

Из-за нападавших на крышу сосновых сучьев, свисающих на стекла, будка глядела хмуровато. А что бы она без нас делала — только мы, на наши деньги, и чиним ее.

— Ну спасибо, Серж! — вздохнув, я протянул ему руку. Он с удивлением смотрел на меня.

— А ты... разве не едешь? — произнес он.

Потому и согласился он отвезти мое многотрудное семейство, что мы через три дня с ним должны стартовать в Италию — на конференцию, посвященную, кстати, Хозяйке будки. Уж я-то тут натерпелся, наслушался... Право заслужил. «Золотое клеймо неудачи» конференция называется. Уж по неудачам я спец!

— Минуту, — проговорил я, и набрав воздуху, вошел на террасу. Отец, сидя у ободранного стола, который я ему раздобыл в прошлом году, резко по очереди выдвигал ящики и смотрел в них, недовольно морщась. Чем опять недоволен? Ему не угодишь. Нонна сидела на большой террасе, испуганно прижав к животу свою сумку, и, отвесив губу, с ужасом смотрела в какую-то свою бездну. Да. Ведет себя адекватно больнице, в которой недавно была. Развязно, вразвалочку Серж вошел: Да — прэлестно, прэлестно! — обозначая роскошную дачную жизнь. Но никто, даже я, на него не прореагировал, и как он ни старался — даже не глянули на него. Серж обиделся. Да и я за него обиделся: человек столько сделал, хотя бы поблагодарил кто... включая меня.

— Так ты едешь, нет? — рявкнул он.

Нонна стеклянными своими очами глядела вдаль. Да — к отъезду моему они не готовы.

— Пойдем, провожу тебя, — пробормотал я, и подхватив надувшегося, как рыба-шар, Сержа, почти выволок его.

— Не понял! — сразу же сказал он.

— Завтра, — прошептал я. — Завтра я приеду к тебе — и мы «подготовимся»! Понял? — я подмигнул.

Серж так надулся от обиды, что я с трудом затолкнул его в автомобиль. Недовольно фыркнув выхлопом, он укатил.

Ну вот — обидел друга, который так выручил меня — кто бы еще согласился на этот рейс?

Ну все — надо теперь возвращаться в дом, холодный и затхлый после долгой зимы, «надышать» постепенно в нем жизнь, поладить с духом властной Хозяйки, которая по-прежнему главная в этом доме.

Я медленно взошел по крыльцу. Ступеньки мягко пружинили под ногой, что вовсе не следовало им делать. Прогнило тут все, последняя ценность — табличка возле крыльца: «С 1955 по 1965 год здесь жила и работала Анна Андреевна Ахматова». Жив еще ее дух — который я, возможно, выдумываю, но как же не выдумывать, если живешь здесь? Надо же как-то поддерживать это.

Отец, поднеся какой-то листок к своему крепкому степному лицу, страстно вглядывался, азартно морщась... что-то нашел... Нонна не двигалась, глядя в бездну. И что характерно — никто из них и не думал даже начать распаковываться: это увлекательное занятие, как и все прочие, достались мне — надо выгнать нежилой, тленный холод отсюда. Я воткнул вилку отцовского нагревателя в его отсеке, потом, на нашей части террасы, подогреватель побольше, потом нырнул под кровать, вытащил электроплитки, сдул с них пыль — Нонна безучастно сидела. Потом в свалке в отцовской части выдернул красное пластмассовое ведро... Жизнь налаживается! Бодро размахивая ведром, шел к колодцу. Да, исторический колодец дольше всех пострадал за зиму: зеленая от гнили крышка отломалась и валялась в стороне. Кто только не черпал из этого колодца! Мне же, как всегда, достаются руины. Да еще возмущение вампирш-поклонниц поэтессы: как я мог появиться здесь? Другие же у Нее появлялись! Теперь я, запоздалый... должен тут поддерживать некую жизнь! Ворот крутился теперь с рыдающим звуком, ведро шло из глубины, качаясь и расплескиваясь. В воде плавали иголки и листья. Хорошо, что сверху — выкинул их, перелил воду в мое ведро.

Батареи уже веяли теплом, все громче, как приближающийся поезд, шумел чайник... Ну... что-то налаживается. За сутки мы тут пообвыкнем... и я улечу!

Щелк! Нонна на диване испуганно вздрогнула, уставилась на меня: ...что это? ...Вообще — это выстрел в меня, означающий: «Никуда ты не поедешь!» Побыв неподвижным, как и полагается трупу, я тяжело поднялся, и, волоча за собой дребезжащий стул, вышел в вонючий коридорчик у исторического сортира. Приглядевшись ко тьме, поднял голову. Ну, привет! Из черной электрической пробки над дверью в уборную, в паутинном углу, выскочила белая кнопка, как фига. Фиг тебе! Не будешь ты тут нагревать чайники, электробатареи... вообще — жить!

Ладно. Посмотрим. Я вернулся на террасу, подумав, выключил наш обогреватель: надувшаяся алым, как пиявка, спираль, медленно бледнела. Пусть пока! Все равно Нонна не реагирует. Тряхнул ее.