Увидев, что Шеф снова выбрался из своей конуры, Мастер нахмурился. Темное мятое лицо Шефа, как пожухлый, изъеденный подсолнух, маячило то над одним, то над другим учеником. Рабочие время от времени переглядывались и снова брались за дело.
Вот фигура Шефа нависла над Гномом. Мальчишка, сидя на корточках, промывал детали карбюратора. Как видно, ноги у него затекли, и он беспокойно елозил, то и дело меняя положение.
— Ты, сынок, прямо как та голубка переминаешься, не ровен час снесешься, — беззлобно усмехнулся он.
Гном поднял голову и весело кивнул.
— Это точно, — начал он беззаботно, но осекся и продолжал другим тоном: — Ноги, товарищ завпрактикой…
— Что с ногами, сынок? — прервал его Шеф.
— Одубели слегка, товарищ руководитель практики.
— Что?! — округлил глаза Шеф. — Что я слышу, ребятки?
Рабочие снова переглянулись.
— Ты что, — вмешался один из них, — не в такой же люльке качался, прах тебя возьми? Ишь выламывается, будто не понимает. У пацана ноги затекли, коллега. Затекли — это бывает. Особенно с теми, кто работает. С теми как раз и бывает, кто вкалывает!
Шеф чуть заметно побледнел, но по-прежнему улыбался. Голос его звучал не громче обычного, только чуть выше тоном:
— Если мне память не изменяет, коллега, практикой руковожу я. И за пацанов отвечаю тоже я, милейший коллега. Я в твои дела, конечно, встревать не могу, однако…
— Ишь чего захотел, морда елейная! — Рабочий повернулся к товарищам: — Отродясь такой падали не видал, гада такого…
— Ладно, не лезь, — вмешался Мастер, — это его дело. Да еще начальства.
— И ты его защищаешь?! — взорвался рабочий. — Именно ты? Его дело, говоришь? А в чем его дело? Учить пацанов! У себя, в своей конуре! А здесь, в цеху, они практикуются. — Он выдохся и махнул рукой.
— Он перед нами отчитываться не обязан, — покачал головой Мастер.
Наступила мертвая тишина. Рабочие, опустив зажатые в руках инструменты, не спешили пускать их в дело. Они выжидающе молчали.
Гном сжался в комочек и приник к полу, не смея пошевелиться. Могучее тело Шефа все еще возвышалось над ним на широко расставленных ногах.
— Н-да, — протянул он. — Да, да. Так, стало быть, ноги твои одубели? Ну, ну. — Он самодовольно оглянулся, как исполнитель главной роли в окружении подыгрывающих ему статистов. — Затекли то есть. Жаль. Очень жаль, что таким хилым, неразвитым ножкам приходится подпирать такой груз.
Молодой рабочий, только что горячо на него обрушившийся, презрительно сплюнул и повернулся к «вартбургу».
— Идиот. Шут гороховый, — сказал он вполголоса и захлопал дверцами машины.
У Шефа нервно дернулась щека, он скривился.
— Тэк-с, — продолжал он. — Тэк-с, тэк-с. Ничего не попишешь: чем большая тяжесть ложится на несчастные ножки, тем быстрее они затекают — пардон — дубеют. Но это, сынок, не беда, мы твоим ножкам поможем. Известно, физическая культура в нашем отечестве — законное требование, более того, кое-где даже ставится во главу угла. Так что прямо и начнем. Не откладывая. И не сходя с места. — Шеф выждал и небрежно скомандовал Гному: — Встать!
Мальчишка поднялся и с испуганным видом запрыгал на месте, выбрасывая вперед то одну, то другую ногу.
Какое-то время Шеф задумчиво наблюдал за ним.
— Не то, — скорчил он вдруг презрительную мину. — Это все баловство, толстячок. Покажи-ка нам лучше, как ты отжимаешься.
Гном опешил, испуганно оглянулся на собравшихся и перевел взгляд на залитый маслом цементный пол.
— Что, здесь? — нерешительно спросил он.
— А то где же, — все так же добродушно кивнул Шеф. Но, посмотрев украдкой по сторонам, передумал. — А впрочем, вот что. Отложим. Но к этой теме мы еще вернемся. В свое время.
За этой сценой рабочие наблюдали уже с нескрываемым отвращением. Но молчание нарушил только один, тот, что возился с «вартбургом»:
— Глазейте, глазейте! Пока зрители есть, он свои фокусы не прекратит. У него только гонор и остался…
— Кончай волынить, ребята! — снова вмешался Мастер.
Парень рассмеялся:
— Ты думаешь, я испугаюсь? Плевать я хотел, что они с директором старые дружки. Мне что, надоест на его фортели смотреть, я в другое место подамся. Мне смотреть на эту образину противно.
Мастер, пытаясь заглушить поднявшийся гвалт, зазвенел инструментами. Подросток дрожал, все еще стоя у машины на одном колене — смотреть представление, как Шишак с Тихоней, он не пошел. Бледное лицо Шишака перекосилось от злобы. Тихоня растерянно ухмылялся.
Читать дальше