— Привет! — сказал папа.
Брат принес табуретку. Сосед открыл бутылку пива и пододвинул ее мне. Я изо всех сил вдавила ноготь большого пальца в палец указательного. Но не проснулась. Это не был сон.
Я быстро и много пила и невнимательно прислушивалась к беседе за столом. Болезненно и словно каким-то чудом, точно в процессе родов, оба эти человека, которых я так давно знала, отделились в этот миг от меня и предстали передо мной как самостоятельные индивидуумы.
Но вдруг папа взглянул на часы, испугался и схватился за шею. Я видела, как серый налет страданий восстанавливается на его лице, и решила, что сейчас у него начнется приступ. Но никакого приступа не началось, а папа поднялся и вздохнул:
— Надо идти.
Брат оставался до конца передачи. Потом я видела в окно, как он, чуть согнувшись и подняв плечи, перебегает через двор.
В комнате было почти темно. Сосед выключил свет и курил. Я не видела его лица. Было очень тихо. Зато стали отчетливо слышны шумы в доме. Далекие звуки рояля.
— А ты что ж не уходишь? — спросил наконец сосед, и в тоне его не было ничего оскорбительного.
— Сама не знаю, — ответила я.
Я действительно не знала. Во всяком случае, в эту минуту.
— Ты какая-то пришибленная, а? — сказал сосед.
Тут во мне словно плотина прорвалась. Слезы хлынули из глаз, я уселась на пол, и меня с такой силой затрясло в истерическом припадке, что я едва не задохнулась.
Сосед сидел за столом, он закурил новую сигарету.
Вот как все получилось. Мы словно переродились, и в этом, несомненно, повинен был сосед. Сам он, однако, оставался непотревоженным, точно катализатор, который поддерживает реакцию, но сам в ней не участвует.
Наше семейство, казалось, вот-вот развалится. Мы не выносили друг друга. Мы больше не считались друг с другом. Мама узнала о погибшей карьере брата. Мы кричали друг на друга. Во мне нарастала непонятная глухая ненависть. И как раз в это время мама начала прихварывать. Мы, имея все основания быть благодарными, вели себя едва ли не гнусно. Не знаю, как другие, но о себе должна, к сожалению, сказать, что я злобствовала с особым удовольствием. Я без конца намекала на то, что вынашиваю план, как бы мне переехать и взять с собой Томми.
— Вот видишь, — говорила тетя Карола маме, — пока можно было из тебя соки выжимать, ты была хорошей, а теперь тебя можно лягнуть.
И только в часы, которые мы проводили у соседа, мы жили надеждой. Там мы строили планы. Папа подыщет себе место вахтера, Герман Михаэль пойдет на стройку, а я мечтала о том, что буду жить с соседом.
Впервые в жизни я взвинтила себя до состояния истинного любовного упоения. Все отталкивающие качества этого человека: его грязные ногти, неясное положение в обществе — казались мне простительными. Достаточно было одного его слова, и я перебралась бы к нему. Но он его не сказал.
Не знаю, чувствовал ли он, что я ищу у него защиты. Видимо, он был целиком сосредоточен на себе и совсем не понимал, что мы были сломлены. Чем яснее мне становилось, что он от меня увиливает, тем сильнее я к нему привязывалась и тем яснее становилось мне, что он увиливает. Нервные срывы у меня случались все чаще.
Подозреваю, что и у других на душе было не лучше. Сосед привел в действие какие-то силы, но не собирался делать выводы и помогать нам. А кризис, испытываемый нами, был очевиден. Я пропускала важные заседания. Случалось, папа нахлобучивал шапку и упорствовал в своем желании идти гулять, хотя погода была неподходящей и дул сильный ветер. Брат частенько возвращался домой пьяный. Возникло серьезное опасение, что мама сляжет. Так дальше продолжаться не могло. Это понимал каждый из нас. Только сосед ничего не замечал. Он едва слушал, когда мы, сидя за его круглым столом, обсуждали наше будущее. Мы же, наоборот, воспринимали его темы — от зубной боли дедушки и до разведения тигров в Южной Индии — как чрезмерные к нам требования.
Кто знает, чем бы все это кончилось, не приготовь нам мама сюрприз. Пока мы, в разладе со всем миром, изматывали свои силы в бесплодных спорах, она действовала. Моторная лодка, элегантная белая лодка с мощным двигателем, стояла у мостков нашего озера. Мама пожертвовала ради нас бриллиантовым кольцом, старинной семейной реликвией.
И вот чудесным августовским днем мы поехали кататься. Мы были в прекрасном настроении. В первый раз после долгого времени мы опять ощущали чувство единения. Общая собственность укрепила семейные узы, присутствие соседа показалось нам назойливым, он нам мешал. Дело в том, что мама поборола свою антипатию, более того, отвращение, и пригласила соседа на наш праздник по случаю освящения лодки.
Читать дальше