Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Й о н а с. У вас хорошие глаза.

А д а. Ну а здесь какой подтекст?

Й о н а с. В виде исключения — никакого. Ваше здоровье, вы на редкость стойкая леди! Все уже давно съедено, а вы еще здесь.

С а б и н а. Нет, не все. У нас есть еще апельсины. (Выходит.)

А д а. Стоит только Сабине выйти из комнаты, и вы сразу роняете шпагу. Вы что, сражаетесь только в ее присутствии, показательные бои устраиваете?

Й о н а с. Отстаньте от меня. Не мастер я флиртовать, не видите, что ли? Я женщин боюсь.

А д а. Ну, эта беда поправимая. Думаю, дело вовсе не в страхе — в недостатке опыта. Вы, вероятно, мало с ними общаетесь.

Й о н а с. Сейчас вы скажете, что мне не хватает материнской заботы.

С а б и н а (входя в комнату) . А разве не так?

Й о н а с. Ну конечно, и семейного альбома, и ваты, чтобы тебя туда засунули, как елочную игрушку, едва на свет появишься; нет, это большое везение — остаться без матери.

С а б и н а. Йонас, вы сегодня в особенно парадоксальном настроений.

Й о н а с. Вот-вот, в кои веки скажешь что думаешь, а ведь это редко со мной случается, и сразу — «в парадоксальном настроении». Да вы, милые дамы, и отдаленного представления не имеете о том, сколь черна и парадоксальна реальная жизнь.

А д а. Похоже, он нас хочет напугать, Сабина.

Й о н а с. Нет, такой цели я перед собой не ставил, но если получилось — рад. Так вот, повторяю: расти без матери — большое везение. Никто так старательно не засовывает человека в скорлупу собственного «я», как мать. Она будет вечно держать тебя под крылышком и никогда не разрешит летать самому из страха, что ты можешь разбиться. Она будет сидеть у твоей постели, чтобы тебя не мучили кошмары. Будет таскать тебя все время за спиной, как обезьяна детеныша, передаст тебе все свои страхи и неврозы. Даже подружек сама станет подыскивать, а потом не спать по ночам и ждать твоего возвращения. Своей любовью она так законопатит все окна, что само словно «свобода» станет для тебя пустым звуком. Нет, если бы я рос с матерью, я и не узнал бы, наверное, как тонок лед, по которому все мы ходим, или узнал слишком поздно.

А д а (сдавленным голосом) . Извините, к сожалению, мне пора.

Шум проезжающих машин.

Я сбежала оттуда, потому что вдруг почувствовала, что не в силах сдерживать нахлынувшие на меня эмоции; на улице, как последняя дура, разревелась. Я ненавидела и одновременно уже любила этого странного парня. Единственное мое желание было никогда с ним больше не встретиться. Он вызывал отвращение, но вместе с тем такую острую жалость, что сердце мое буквально разрывалось. При этом я точно знала, догадайся он о моих чувствах, он счел бы себя глубоко оскорбленным, и вообще он совершенно не стоил того, чтобы так из-за него мучиться.

Кстати, в тот вечер он остался у Сабины.

Й о н а с. Похоже, эта ваша Ада ушла из-за меня. Сами виноваты, нечего было меня за стол тащить, знаете ведь, что я за фрукт.

С а б и н а. Ничего. Человеку иногда бывает полезно получить легкую встряску. Не думаю, чтобы она обиделась всерьез. Так что же мы будем делать со всеми этими апельсинами?

Й о н а с. Как вы не понимаете, апельсины для меня тот же наркотик.

С а б и н а. А вы что, пробовали настоящий?

Й о н а с. Я много чего пробовал. И это в том числе. Все ерунда. У меня в трезвой голове такое вертится, что ни под каким кайфом не увидишь.

С а б и н а. Похоже, недостатком самомнения вы не страдаете.

Й о н а с. Нет, больше не страдаю. Дайте мне апельсин.

С а б и н а. Он принялся его чистить. Делал это молча, полузакрыв глаза. Его тонкие руки, руки буддийского монаха, двигались очень быстро, словно совершая какое-то таинство. Впитывая запах, он счистил кожуру, снял светлую тонкую кожицу, разделил маленький шар на дольки и, протянув мне его через стол, пробормотал странным, словно не ему принадлежащим, голосом: «Ешьте! Давайте, ешьте!»

Я была в таком напряжении, что не могла проглотить ни кусочка.

Не обращая внимания на то, взяла я апельсин или нет, он тотчас принялся за новый, так же быстро очистил его, поделил на дольки и, как сомнамбула, потянулся к третьему. У меня было такое чувство, что если я заговорю, то разбужу его, и он, как лунатик, упадет и разобьется. Наконец я не выдержала: «Почему вы сами ничего не едите?»

Й о н а с. Потом, позже. Сделайте одолжение, потушите эти дурацкие свечи. Только, ради бога, не зажигайте света. Пусть такое чудо, как этот аромат, царит в совершенной темноте. А чтобы вы не скучали, я расскажу вам одну из своих страшненьких историй.