Когда они причалили, туман отступил и влажный лес заискрился в брызнувших лучах утреннего солнца. За те пять лет, что Гильберта не была здесь, камышовая кайма вокруг острова стала вдвое шире, а брод и тропинка к домику тети Сони заросли почти наглухо. Не видно было с отмели и его крыши, которая раньше поблескивала между деревьями, — ее скрывали теперь раскидистые кроны лип и буков.
Гильберта шла со своим рюкзаком по узкой тропинке вслед за тетей, в руках у которой были до отказа набитые сумки с продуктами, закупленными на берегу, в деревне. Обе молчали. А вокруг звенел, заливался на все лады тысячеголосый птичий хор, ради которого и жила здесь вот уже почти десять лет тетушка Гильберты — одинокая женщина на одиноком острове.
У деревенских она вызывала острое любопытство, а кое-кто поговаривал даже, что тут вообще дело не чисто. Кроме орнитологии тетя занималась еще изучением разного рода верований и магических обрядов — особенно в этой округе — и даже выпустила книгу заклинаний под заголовком «Азбука ведьмы», за что была удостоена премии Культурбунда. А забавные керамические фигурки маленьких гномиков, которые она лепила и обжигала в старой печи прямо на острове, расходились далеко за пределами здешних мест.
Рыбачкам и крестьянкам с берега было, конечно, невдомек, что тетушка — автор многих известных научных трудов по орнитологии. Они подсмеивались над ней, считая ее слегка чудаковатой: ну скажите на милость, какой нормальной женщине взбредет в голову куковать годами одной в лесу — наверняка она ведьма и водит шуры-муры с самим чертом.
Анна, сестра Сони, после рождения Гильберты сожгла все мосты, соединявшие ее с внешним миром. Наблюдая за ней в первые годы, тетя считала, что та живет с дочерью в стеклянном доме, и опасалась невольно, как бы на него не свалился какой-нибудь камень. Но девочка подрастала, и, казалось, ничто — ни школа, ни работа матери — не грозило разрушить прозрачный колпак, которым они отгородили себя от всех прочих, отгородили на то время, пока лишь они двое были нужны друг другу.
Гильберте исполнилось десять, когда Анна познакомилась с Фолькером. Вопреки опасениям, в пространстве, принадлежавшем доныне лишь им одним, нашлось, оказывается, место и для третьего.
Дочь вела себя просто безупречно. В отношениях с чужим мужчиной она была вежлива и любезна, а если Фолькер и мать хотели побыть вдвоем, выказывала прямо-таки бездну предупредительности и такта — ни дать ни взять образцовый ребенок с картинки какого-нибудь педагогического журнала. Когда же Фолькер их вдруг покинул, Анна просто пришла в ужас от неожиданного взрыва восторга, охватившего дочь. Гильберта была в экстазе: она хохотала, издавала победные вопли, вспрыгивала на столы и стулья и исполняла на них какие-то дикие танцы. Позже она уверяла, что изгнала Фолькера из дома колдовством и заклинаниями, которым научилась у тети Сони, когда первый раз побывала у нее на острове.
А еще позже, когда однажды вечером в саду, обнявшись, они полулежали рядом в широком кресле-качалке и всматривались в звездное небо, Анна дала себе слово никогда больше так опрометчиво не впускать в свою жизнь ничего, что могло бы отдалить от нее дочь.
Кто клятву забудет, себя погубит…
Гильберта по-прежнему приносила из школы одни пятерки. Даже после того, как в доме появился Эвальд. Анна сразу же пригласила его к обеду — нечего встречаться тайком, так будет лучше, решила она.
За столом мать поцеловала Эвальда и, увидев, как побледнела Гильберта, с вызовом посмотрела ей в глаза. Дочь с такой силой прикусила нижнюю губу, что на ней выступила капля крови — всего одна маленькая капелька, не больше той, что носят в платочке у сердца крестьянские девушки, чтобы привораживать женихов. А утром, выйдя на террасу, Анна увидела на пучке соломы оторванную голову любимой куклы Гильберты. В ответ на недоуменный вопрос дочь заявила, что не имеет об этом никакого понятия и вообще всю ночь проспала как убитая.
Учебный год Гильберта окончила на «отлично». В награду Анна хотела было сводить ее в кафе и угостить мороженым, но, зайдя к ней в комнату с этим предложением, застала ее за укладкой рюкзака. Равнодушным голосом Гильберта сказала, что решила провести каникулы у тети Сони, и если мать хочет, то — пожалуйста — может дать телеграмму.
Взгляд ее серых глаз был при этом чист и бесстрастен. Эвальд не показывался в их доме вот уже третью неделю.
В то время, как тетя Соня читала письмо сестры, Гильберта переодевалась, чтобы идти обследовать остров.
Читать дальше