Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

«Я не перееду туда, вниз, к тебе, — сказала я, — и от тебя не требую, чтобы ты переехал ко мне, все равно ведь ничего не получится, подождем, пока будет собственная квартира». Его хватило ненадолго, знаешь, он все больше раскисал, мне это никогда не нравилось. Однажды мы пошли на танцы и я предложила ему: «Пошли ко мне, переночуешь у нас, и, вообще, странно, почему нужно вечно напоминать и об этом». Но он не пошел со мной, все торчал внизу у своей матери. И тут она, видно, задала ему жару, знаешь, на следующий вечер, где-то в половине восьмого, он сваливается как снег на голову, я говорю: «Раздевайся». А он останавливается в прихожей перед зеркалом, расчесывает волосы и говорит: «Не знаю, как тебе сказать». И тут я вижу, что у него на руке нет кольца. Я говорю: «Да что там говорить?» «Ну да, — отвечает он, — я все обдумал, это не имеет больше никакого смысла. Или, — говорит он, — мы поженимся на твое восемнадцатилетие, и ты переедешь ко мне!» «Нет, — сказала я, — при таких обстоятельствах я не позволю себя шантажировать». Потом он еще сказал: «Я приду завтра утром за подарками, которые нам на помолвку подарили». От его родителей мы получили чашу для пунша, а дедушка его подарил мне шкатулку для рукоделия. Так дедушка на следующий день сказал мне: «Что ему нужно? Он, видно, спятил! Шкатулку, Кристль, оставь себе!» Он принял все очень близко к сердцу, его дедушка. Знаешь, сколько я всего передумала за это время. Манфред же никогда ни о чем не заботился, ему все казалось само собой разумеющимся. Кристль, она ведь справится. А мне тогда пришлось учебу прервать из-за ребенка, ты представляешь, папа тогда учился на курсах, денег зарабатывал мало, мама лежала в больнице с раком, получала только пенсию. Ой мамочки, был действительно ужасный год. И от Манфреда ни гроша, он служил в армии.

Значит, так! Я должна где-то достать денег. Они в конце концов тоже поняли, ну, совет округа, что я бросаю учебу и мне нужна работа. Какое-то время я работала на одном текстильном предприятии, мы делали такие игрушечные наборы для вышивки. Там я пробыла, пока не родилась Катрин. Потом перешла на электрозавод, где работала мать Манфреда. Господи, она меня там так ославила! Но ее коллеги по работе уже знали, какая она змея. А мне она все плакалась: «Как же ты могла отвергнуть моего Манфреда!»

У моих родителей был девиз: лучше один в колыбели, чем на совести. В чем могли, всегда мне помогали. Я опять стала ходить на танцы, друзья у меня были, то один, то другой. С подругой одной мы крутили парнями как хотели, для разнообразия порой менялись, представляешь? В Л., где жила Хильдегард, есть большой парк, а в парке пруд с гондолами, на нем остров, а на острове каждую среду были танцы, с первой среды в мае до последней среды в сентябре. И так романтично! Знаешь, туда приходили и венгры, и я как-то говорю своей подружке: «Слышь, Хильдегард, вон тот сзади, который так классно выглядит, — это наверняка венгр». «Ерунда, — говорит Хильдегард, — он живет в Л., это я знаю точно». Я была прямо как на иголках. Потом начался танец, и он вдруг встал и кивнул мне. Хильдегард потом накинулась на меня: «Ну, ты даешь! Тебе все по плечу!» «Что ты, — говорю я, — я же ничего не делала, он ведь сам подошел». Ох и посмеялась я тогда! Раньше Дитер, как и я, был обручен.

Договорились встретиться с ним в субботу в половине третьего, я еще хотела прошвырнуться с Хильдегард по знакомым деревням, пока туда зашли, пока сюда, и я, конечно же, опаздываю! Дитера и след простыл. Мы носились с приятелем по всей округе, я везде заглядывала и вдруг кричу: «Остановись, остановись, вон он!» А он со своим другом катит детскую коляску. Ага, вот это здорово, подумала я, наверняка он любит детей. Ох и ругался он, поливал меня последними словами. А потом мы пошли в кино. В понедельник рано утром, прежде чем ехать домой, я отправляюсь в центральный универмаг. Покупаю как раз платьице для Катрин, тут появляется он. «Иди, плати, — говорю я Хильдегард и толкаю ее в бок, — твое же платье, ты что?» Выходим на улицу, идем, значит, вдруг Дитер говорит: «Послушай, у тебя наверняка есть ребенок». «Да, — говорю, — есть». Господи, как он тут обрадовался! «Я всегда хотел женщину с ребенком, — говорит он, — тогда я сразу куплю медвежонка».

К обеду я должна была быть дома. «Я попробую получить отпуск, — сказал Дитер, — и приехать». Три дня спустя мы встречали его на вокзале. Папа, знаешь, он всегда все для меня делал, он только любил, чтобы его немножко поупрашивали. А как он волновался, скажу тебе, курил одну сигарету за другой, ой мамочки! На вокзале было два выхода. «Значит, так, — говорит папа, — ты поднимайся справа по лестнице, а я слева, увидишь его — кивни мне». А Катрин дома не могла уснуть. «Слушай, — сказала я ей, — у тебя наверняка будет папа».