Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Сибилла вытерла слезы и пошла назад, к кожаной банкетке.

Через некоторое время женщин вызвали одну за другой; каждая получила направление в соответствующее отделение клиники.

К вечеру все обследования и неприятные процедуры, которые она выдержала стоически, были закончены. Сибилла думала, что теперь она выглядит, пожалуй, не лучше женщин после аварии на шахте, в ожидании подъемника, — с ввалившимися щеками, с землистого цвета кожей, с тенями, залегшими вокруг глаз.

Ее определили в палату, где были еще четыре женщины, по виду на два-три года моложе Сибиллы. Операция была назначена на следующее утро. Она сидела, согнувшись, на краешке кровати и думала, как пережить оставшееся время.

Она прошла в комнату к медицинской сестре и спросила, нельзя ли ей переночевать дома. Сестра сочла просьбу Сибиллы неуместным требованием.

— Уж несколько-то часов как-нибудь потерпите, — прибавила она, смягчившись, когда внимательнее вгляделась в ее лицо.

К вечеру женщины в палате разговорились. Одна Сибилла лежала молча, уставившись в потолок. Почти у каждой из женщин были дети, один или двое. У трех это было уже позади. Они давали советы и подбадривали.

— На самом деле это не так скверно.

Когда на следующее утро она, распяленная, как курица, которую потрошат, лежала на операционном столе, то чуть сама не выхватила из рук врача маску. Только бы поскорее вон отсюда, из этого мира. А там будь что будет.

— Спокойно, спокойно, дышите ровнее, — говорил чей-то голос, затем голос сестры: — Не бойтесь, мы не начнем, пока вы не уснете.

Сибилла видела перед собой большую круглую операционную лампу, она становилась все больше и надвигалась на нее, свет становился все ярче, слепил глаза… Было ощущение, будто бы она падает в какую-то безвоздушную шахту, откуда-то издалека доносились неясно и странно звучавшие голоса, она стремительно падала вниз, в ушах у нее гудело, она не должна, не хотела падать вниз, Сибилла учащенно дышала, только не вниз — вверх, вон, вон из этого мира, лететь, не падать, вон, вон…

Сибилла почувствовала, как кто-то перекладывал ее с каталки в кровать, чья-то рука мягко прикоснулась к ее щеке, она слышала голос:

— Теперь все будет хорошо.

«Утешай, утешай», — думала Сибилла устало. Она чувствовала, как тело ее медленно погружается во что-то мягкое, как вата, — сон обволакивал ее, а она все еще пыталась ухватить ускользавшую мелодию: ю-пи-ду, ю-пи-ду, ю…

Уже к обеду она смогла встать. Ни на следующий день, ни после никто ее не навестил. Кроме Фреда, ни одна душа не знала, что она в больнице. На четвертый день, утром, она на такси приехала домой. О том, что могло бы быть, она запретила себе думать навсегда.

Колли она больше не видела. Он звонил еще много раз. Сибилла ссылалась на занятость, на работу и прочее, В начале лета он позвонил и осведомился, как бывало каждый год, куда она думает поехать в отпуск и не провести ли им месячишко где-нибудь вместе. Почему-то Сибилла рассказала ему о тех четырех днях, которые провела в больнице. Она не стала дожидаться, что и как он ответит на это, сказала несколько прощальных слов и положила трубку.

Перевод Т. Холодовой.

В апреле у фрау Бондзио появляется мягкая, пластичная походка. Она вышагивает, слегка покачиваясь в бедрах. Не ради рисовки или чтобы обратить на себя внимание — особенность ее походки, пожалуй, в сознательно чередуемых движениях ног, в чувстве полного владения телом: она не просто несет его, а сознательно им управляет. Пересекая в эти недели длинный вестибюль своего учреждения, она движется, словно манекенщица по помосту. Идущие ей навстречу сослуживцы стараются расправить плечи или, повернув голову в выгодное положение, скрыть от ее взгляда начинающий обозначаться двойной подбородок. Некоторые подумывают о том, не поинтересоваться ли у коллеги Бондзио насчет какого-нибудь приказа, приказов в этом отделе пруд пруди, так что собственный экземпляр может и запропаститься. Сослуживцы женского пола встречают ее невозмутимыми лицами и, опираясь на собственный опыт, прикидывают, сколько времени фрау Бондзио — при живом муже, двух детях и трехкомнатной квартире — может уделять своему тайному любовнику. Для других соображений остается мало места — например, о том, почему не позднее конца мая к фрау Бондзио вновь возвращается ее привычная для всех, унылая походка. Да и цвет глаз у нее снова блекнет, и, если бы на производственных собраниях фрау Бондзио побольше прислушивалась к тому, о чем судачат вокруг, она бы обнаружила: обычно в это время говорят о ней — мол, она уже не та, какой была. Но на пересуды фрау Бондзио не обращает внимания, у нее нет на это времени. Она — доверенное лицо в своей профсоюзной группе, ходит раз в неделю на гимнастику, а в остальные вечера обшивает своих детей и шьет для знакомых.