Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Воска не дал мне уйти вперед.

— Ну, право, чертенок! Ты ж понимаешь, любовь бывает разная, это естественно!

Слово «любовь» странно звучало в его устах. Мне подумалось, что сама я еще никогда не употребляла его, разве что в шутливых разговорах.

— Мы могли бы съездить с тобой в Дрезден, в бар, — он назвал в какой, — у меня там директор приятель. Ты, кажется, любишь терпкие белые вина?

Почему-то меня это задело. Я даже подосадовала, что когда-то что-то говорила ему о себе.

— Или махнуть на недельку к Балтийскому морю — в Аренсхоп я ведь еду с женой, а можем прокатиться в Прагу или в Будапешт, — Воска начал распространяться о красотах Будапешта. Я подумала о вечерах, свободных от выступлений. Порой они были нестерпимы.

Затем Воска ударился в воспоминания об одной эстрадной певице, с которой он когда-то в Лейпциге провел восхитительный вечер.

— Charmant, charmant, — приговаривал он, прищелкивая языком.

Я видела эту особу как-то по телевизору, у нее были пышные бедра. Голосом она обладала небольшим.

Воска снова положил руку мне на плечо, но, слава богу, мы уже подходили к его «вартбургу». Он тотчас бросился проверять, дергая за ручки, закрыты ли дверцы.

Мы сели в машину, Я прикинула, что примерно через полчаса буду у себя дома.

— Откинь спинку у сиденья, чтобы было удобнее, — сказал Воска, — вон рычаг, — и кивком головы показал вниз, справа от меня.

Я заглянула туда, пошарила, но не нашла, тогда Воска сам потянулся рукой к рычагу, перегибаясь через мое сиденье; но прежде чем взяться за него, он вдруг подался назад и, развернувшись, навалился всей тяжестью своего тела на меня.

— Ну чего ты такая строптивая, чертенок!

Я почувствовала жуткое отвращение, мне едва не стало дурно. Я оттолкнула его. Он ударился о руль. Лицо его передернулось, губы запрыгали, как у разобиженного ребенка. Мне стало ужасно неловко за него. Как можно быть таким старым и таким глупым.

Я подумала, не лучше ли выйти и добираться домой пешком…

Но Воска, с силой захлопнув дверцу, уже включал стартер. Мотор завелся только с третьего раза. Пока мы ехали через лес и машину качало на неровностях дороги из стороны в сторону, Воска все приговаривал: «Ну ладно»; он старался взять уверенный тон, однако в голосе его чувствовалось плохо скрываемое смущение.

На шоссе Воска лихачил, вел машину подчеркнуто небрежно. Но после того, как попал в довольно сомнительную ситуацию, рискнув пойти в обгон, и другой водитель, высунувшись из окна, постучал пальцем по лбу — дескать, куда смотришь! — он сбавил ход и уже до конца ехал, как и всегда, осторожно, не превышая привычной скорости.

Я думала о Воскиных зеленых диванах и креслах и пыталась найти в себе хоть что-то похожее на жалость, но мне трудно было подавить свое отвращение к нему.

В городе Воска остановил машину на одной из улиц, там, где ему было удобно. Он побарабанил пальцами по приборному щитку, взглянул через стекло на проходивших мимо людей и сказал:

— Путешествие окончено.

Голова моя была пуста. Что-то надо было сказать, но я ничего не соображала. Воска посмотрел на счетчик бензобака:

— Ну, бензина еще достаточно.

Я выбралась из машины, сказала «до свидания» и пошла.

Дома я выпила все молоко, сколько было. Потом выпила хозяйкино, из холодильника. Почему-то хотелось молока.

Фрау Кунце сидела на балконе: возилась там с какими-то фруктами. Я попросила у нее велосипед.

Выехав за город, я покатила по шоссе. В нескольких километрах от города, у первого же поля, остановилась.

Взвалив велосипед на плечо, я стала пробираться, осторожно раздвигая колосья, в глубь поля; старательно выпрямляла погнувшиеся стебли. Я хотела скрыться от всех.

Отойдя довольно далеко от дороги, я разгребла и примяла к земле часть стеблей, столько, чтобы хватило места растянуться…

Светило солнце, и все вокруг было насыщено солнцем: отливали желтым колосья, по-весеннему пахла земля…

Было лето. И все было полно жизни.

Через четыре дня Янтца по окончании репетиции назвал фамилии хористов, отобранных для гастролей в Италии. Я оказалась третьей в резерве. Многие потом в раздевалке подходили ко мне и сетовали, что со мной поступили несправедливо. Лейла тоже подошла и сказала, дескать, я со своими песнями уж несомненно имела бы в Италии успех.

Перевод Т. Холодовой.

По правде говоря, никакая она не Рези, кто это в наши дни носит имя Рези. Нет, ее имя красиво и приятно ласкает слух — одно из тех имен, что на всех языках звучат одинаково и означают небожителей.