Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Янтца, наш художественный руководитель, с самого утра был в скверном состоянии духа. На календаре уже 9 июня, а танцоры мазали, хор пел из рук вон плохо — следовательно, Янтца поминутно срывался и с каждым разом расходился все больше.

Едва мы пропели первые такты «Ах, ты мой лужок зеленый, ах, подруженька моя, сердцу милая», как Янтца, вскочив со своего места, одним прыжком очутился на сцене и размашистым жестом прервал наше пение.

— Ханске, вы кого обнимаете — палку или девушку, которой признаетесь, что она для вас все: и гора, и долина, и речка, и луг… черт побери, вы должны улыбаться, изображать счастливого влюбленного и при этом покачиваться в такт — вот, смотрите…

Янтца обнял Лейлу и показал, как надо это делать.

Потом он так же резко соскочил вниз и дал оркестру знак начинать. Мы пропели еще раз с начала «Ах, ты мой лужок зеленый, ах, подруженька моя, сердцу милая»; Матей Ханске снова держал меня за талию и своим острым бедром впивался в мое и подталкивал меня, изображая покачивание.

Матей Ханске уже четыре месяца в нашем ансамбле. Про него говорили, что парень после окончания школы довольно намытарился, полтора года увиливал от призыва в армию, работал как будто грузчиком и еще кем-то в этом роде, и поступить учиться в прошлом году ему не удалось.

Насколько мне известно, его родители дружны с Кролой, директором, тот, верно, и пристроил парня сюда.

Мы оттараторили еще несколько песен, делая при этом все, что требовал Янтца. Когда мы пели «Ханка, радуйся всегда», то широко растягивали губы, что должно было означать улыбку; когда пели «Радость моя Лилиенфайн», смотрели друг другу в глаза — «проникновенно!», кричал нам снизу Янтца, «проникновеннее, черт побери!» — Матей при этом смотрел куда угодно, только не на меня; а когда пели «Добрый вечер, матушка», он небрежно вскидывал руку мне на плечо и, как и все, держал перед собой фонарь.

Так мы дошли до песни «Распустилась роза на моей сторонке лужицкой» и пропели уже несколько фраз, а Матей по-прежнему изображал на своем лице глубоко печальную мину, которая нужна была для предыдущей песни. Я прошипела ему:

— Ну черт тебя побери, певец ты или клоун…

Вышло довольно громко, и Янтца закричал из зрительного зала:

— Кравцец, вы, однако, на репетиции, чего это вам взбрело в голову болтать посреди песни, уж не мизерные ли ваши успехи вскружили вам голову?!

Янтца, когда бывал не в духе, обращался к хористам по фамилиям, и этаким издевательским тоном. Не ко всем, правда. К фрау Шустер, например, он не решается так обращаться, непременно будет море слез, к здоровяку Киндерману тоже — тот одним своим взглядом может сразу осадить Янтцу.

Взглянув на часы, Янтца решил, что на сегодня хватит, и подозвал нас к себе. В сентябре, объявил он, предстоит большая гастрольная поездка в Италию, но поедут не все, а только часть коллектива, всего 40 человек; разумеется, вся танцевальная группа и часть хора. Он выразительно посмотрел на Лейлу, стало быть, ей билет на самолет обеспечен.

В раздевалке мы заговорили все разом и наперебой. О значительных поездках мы, как правило, узнаем по крайней мере за год — так, в прошлом году мы были в Марокко и Тунисе — 14 дней, годом раньше в Балканских странах, и уже четыре года все идет разговор о Японии.

Тем временем явился толстяк Яуэр и стал предлагать помидоры из своей теплицы.

— Что пение, — бормотал он, как всегда, — сколько ни пой — денег не напоешь, — и заломил довольно высокую цену. Но в городе ведь простоишь за ними час, подумала я, и взяла три фунта.

Наконец раздевалка опустела, а я все сидела в своей майке и юбке. Не знаю, что побудило меня снова вернуться в зал. Осветители уже выключили прожекторы, слышно было, как они переговариваются и двигают чем-то за сценой.

Округлив руки, я выбежала на середину сцены, попыталась сделать несколько вращении, пируэтов, горизонтальный вис — все, в чем упражнялась когда-то ежедневно. Мне стало тоскливо; я попробовала сделать еще две-три фигуры и совсем скисла.

— Партнер тебе не нужен случайно? — Матей стоял в кулисах и смотрел на меня, на лице его кривилась усмешка. Я смутилась, оттого что он застал меня за этим занятием; мне стало неловко за свои жалкие попытки в хореографии.

Я показала, что и как ему следует делать.

Кончив пируэт, я оттолкнулась от пола и прыгнула — Матей, подхватив меня, едва удержался на ногах; я намеренно сделала слишком сильный прыжок, думала, что так ему легче будет поднять меня вверх.