— Сделаем центральное отопление, — бодро сказал Йохен.
— Насос мы продали, — вздохнул Грюнкелле. — Электричество сюда подается из Нойкица с подстанции. Однажды буря повредила провода, и мы тут жили, как древние германцы.
Направо по коридору были две комнаты, налево еще одна, дальше кухня и кладовая.
— Уборная во дворе, рядом с душем, — сказала Карин.
Рита открыла ставни. Рамы, двери — все было изъедено древесным червем, пол покрыт плесенью и мышиным пометом.
— Дом, в котором не живут, разрушается, — заметил Грюнкелле. — Как человек, который никому не нужен. Все восемь моих дочерей здесь выросли. Мы даже хлеб сами пекли.
— Сарай восстановим, там можно сделать тебе прекрасную мастерскую, — сказал Йохен.
Мелани вздохнула.
— Кто это будет делать. А на конюшню посмотри.
— Да, тут все не починишь, — подхватила Карин, — проще снести и этим материалом отремонтировать дом.
Но Йохен и Мелани в один голос заявили, что без сарая и конюшни усадьба все потеряет, останется одинокий маленький домик, окруженный лесом. Грюнкелле был с ними согласен.
Поднялись на чердак.
— Мы здесь играли в плохую погоду, — сказала Карин, — на дворе ветер, дождь, балки скрипели, а у печной трубы совсем тепло. А как тут пахло! Мы здесь травы сушили, укроп, ромашку, бессмертник. У нас их много росло. Но труба развалилась, сами видите.
— И балки сгнили, — сказала Мелани. Она поковыряла пальцем дерево, оно легко крошилось и пахло прелым листом.
— Да, балки придется менять, — согласился Йохен. — Я люблю плотничать, — сказал он, обращаясь к Грюнкелле. — При моей сидячей работе это замечательный отдых.
Ребенок заплакал, и они спустились вниз. Во дворе все уселись на колодец, закрытый каменной плитой, и принялись за бутерброды, которые достала из своей сумки Мелани. Ребенку дали молока, а потом Рита затеяла с ним игру.
Пока Йохен договаривался с Грюнкелле о цене, Мелани молчала, но потом, когда у них уже все было решено, вдруг сказала:
— Нет, это невозможно.
Грюнкелле кивнул, словно ждал этой фразы.
— Конечно, в городе жизнь не такая, как здесь.
Они закрыли ставни, заперли двери, и хутор снова погрузился в тишину. По собственным следам в траве они двинулись к шоссе.
Потом, уже в машине, Йохен сказал:
— Такого случая нам больше не представится. Мы понемногу тут все восстановим, вот увидишь.
Мелани возразила неожиданно резко:
— Отсюда тебе до работы ехать семьдесят километров. Вечером будешь возвращаться совершенно вымотанный. По субботам-воскресеньям ты пишешь, к тебе не подойти. Деревня далеко, нет яслей, нет детского сада. Как я буду здесь работать? Нет водопровода, электричество могут отключить, а до ближайшего магазина, как до Китая.
— Ребенок вырастет, — возразил Йохен. — Купим велосипеды.
— А зимой? А если весь день льет дождь? А если кто-нибудь из нас заболеет?
— Почему ты видишь теперь только дурное? Это так на тебя не похоже. — В голосе Йохена слышалось раздражение.
— Да просто здесь я не смогу работать, ты видел, какие тут крошечные окна. И не смогу здесь выдержать целый день одна, в этой глуши не с кем словом перекинуться. Наконец, я должна смотреть работы других художников, показывать им свои…
— Мы устроим тебе мастерскую, потерпи немного. Мы ведь с тобой еще молодые! Через пару лет все наладится. В городе у тебя никогда не будет таких идеальных условий для работы. Утром просыпаешься — за окном лес.
— А ребенка, как жена фермера, привяжу себе на спину и так буду стоять за мольбертом. Книжка какая-нибудь понадобится, где ее возьмешь, и малыш будет расти в одиночестве.
— Да что с тобой происходит, — воскликнул Йохен, — все я, я, я!
— Это ты только о себе и думаешь! — крикнула Мелани. — Ты ведь ничем не жертвуешь, наоборот, еще и рай получаешь в придачу!
— Лучшего места нам не найти, — убеждал он ее, — будем жить и радоваться, что наш дом с каждым годом становится все краше, родим еще ребенка или двух; днем работа, вечером усадьба, в воскресенье будут приезжать гости, на машине можно и в театр поехать, и на любую выставку, и из города все, что нужно, привезти.
— Нет, ничего этого не будет, — сказала Мелани.
— Знаешь, давай дома все спокойно обсудим, — предложил Йохен.
— А тут и обсуждать нечего, — отрезала Мелани.
Дальше они ехали молча.
В два часа Даниель возвращается из школы. Сумка — в угол, радио включается на полную мощность, чтобы слышно было на кухне.
Читать дальше