Он пускает горячую воду и ставит в раковину грязную посуду. Вода течет медленно, тонкой струйкой. Даниель стоит у открытого окна и считает электрички. Пока раковина наполнится, их пройдет штук семь. Наконец он принимается за посуду и, чтобы не было скучно, насвистывает в такт мелодии, свистит с трелями — это не каждый умеет.
В рюмках, которые стоят немытые еще со вчерашнего вечера, остатки вина, и он представляет себе Антека и маму, как они вместе качаются в кресле-качалке. Вообще-то Антек ему нравится. Правда, он курит, и мамина кровать пропахла табаком. Даниель вытряхивает пепельницу, ставит вытертую посуду в шкаф и бежит вниз, в бывшую винную лавку. По дороге он обычно играет в одну и ту же игру: пытается угадать, ту же мать слушает музыку, что и он на кухне, или нет? Чаще всего не угадывает.
Даниель останавливается позади матери и смотрит, как она работает. Кисть Мелани держит в левой руке. А он может рисовать и вообще все делать одинаково правой и левой. На мольберте та же картина, что была вчера, позавчера, на прошлой неделе.
— Все никак не кончишь, — говорит Даниель. — Что это они у тебя над крышами летают? Ты бы лучше нарисовала их в кресле-качалке.
— Опять подглядывал в замочную скважину, шпион! — возмущается Мелани.
Но Даниель уже сидит за своим столом. Там лежит большой картон, над которым он трудится уже целую неделю. Дело в том, что ему в голову приходят все новые и новые идеи. Мелани, не отрываясь от мольберта, спрашивает про контрольную по математике. Даниель отвечает, но мысли его далеко, сейчас его занимает только вокзал. На картоне он нарисовал собак, камеру хранения, двух пьяных, духовой оркестр, красный маневровый локомотив, Мелани с мольбертом, рисующую вокзал. Даже себя самого изобразил: в одной руке у него круг для плавания, в другой — гитара Антека. Мелани считает, что картина получается слишком пестрой. Но Даниель любит рисовать всеми красками, какие у него есть.
— Опять глазеют, — говорит он.
Не оборачиваясь, Мелани отвечает:
— В следующем году непременно вставим шлифованное стекло. Тогда с улицы ничего не будет видно.
У витрины стоят две женщины и смотрят на них. Мелани никак не может привыкнуть к любопытным взглядам, а Даниелю даже нравится — пусть глазеют. Над их дверьми все еще висит вывеска «Вино-табак», хотя фрау Мелихар уже давно перебралась в Гамбург. Надо повесить другую, думает Даниель: «Мелани и сын. Мастерская живописи. Открыта ежедневно с 15 часов. Выходной — воскресенье. Заказов не принимаем, только если что-нибудь интересное». Нет, это слишком длинно для вывески. Лучше совсем просто: «Даниель и Мелани. Живопись». Дверь не будем запирать, повесим колокольчики, и, если кто-нибудь придет посмотреть картины, они зазвенят.
Дверь бывшей лавки сейчас вообще заперта, а на окнах жалюзи, которые Мелани вечером спускает. После работы часто приходит Антек, но сегодня, наверное, уже не придет — поздно.
Около пяти начинает темнеть, и Мелани говорит:
— Ничего не видно, надо кончать.
Они моют кисти, сначала скипидаром, потом водой с мылом. Даниель еще должен выучить Среднегерманские горы.
После ужина Даниель и Мелани снова спускаются в лавку. Вчера они начали клеить из газет змея. Получился какой-то крылатый крокодил. Осталось подправить ему голову и раскрасить. Даниель собирается еще и цветочками его разрисовать. Они сушат змея вентилятором и повторяют географию. Даниель никак не может запомнить Вестервальд, приходится сочинить про этот Вестервальд стишок.
Антек все-таки появляется.
— Как красиво, — говорит он, глядя на картину Мелани. Мелани злится, но Антек уверяет, что ему действительно очень нравятся эти летящие фигурки, он, мол, понимает, что Мелани хочет сказать своей картиной. Послав его ко всем чертям, Мелани хватает кисть, которой они только что раскрашивали змея, и через весь холст размашисто пишет: «Уроды».
Даниель и Антек переглядываются, это не первый раз с ней такое. Потом они вдвоем несут змея наверх, в комнату Даниеля. Антек сверлит дырку в потолке, ввинчивает крюк, и Даниель вешает на него свое чудище. Змей какое-то время медленно поворачивается на веревке, качая огромными крыльями, потом повисает неподвижно. Антек задергивает оранжевые занавески, и они садятся рассматривать польский автомобильный журнал. Оба увлечены, но появляется Мелани. Это значит, что Даниелю пора спать. Свет погашен, двери закрыты. Мальчик встает и бесшумно придвигает к двери стул. Наверху есть щель, и через нее ему все хорошо видно.
Читать дальше