Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Освальд ничего мне не сказал. Только озабоченно взял мою руку в свои — рука была горячая.

В заключение был дан коктейль для участников вечера и их близких. Я хотела было удрать, но Освальд счел это неудобным. Ведущий старался держаться от меня подальше.

Соломенные локоны оказались шиньоном, но глазкам, обрамленным синтетическими ресницами, очевидно, приглянулись залысины, очки и округлый животик. Супруга одного из награжденных — того, что получил туристическую путевку, — сказала мне:

— Ну вы им и дали по мозгам!

Я спросила, кто она по профессии.

— Из-за детей сижу пока дома, — вздохнув, ответила та.

Мой муженек успел уже чокнуться с блондинкой. Длине ее когтей мог бы позавидовать тигр, вот только перламутровый лак был бы ему ни к чему.

Молодой человек, назвавшийся литсотрудником телевидения, предложил мне устроить встречу с одной писательницей. Ему, мол, показалось, что из такой встречи может получиться телеспектакль. Я поинтересовалась, собирается ли он использовать сюжет с ангелом. Он рассмеялся. Зубы у него были ровные и ослепительно белые.

— Да нет, — возразил он, — это было бы нереалистический.

— Значит, получится тоска зеленая, — отрезала я.

Мне на память пришло множество подобных спектаклей; уже через четверть часа я предоставляла их досматривать другим. Литсотрудник пожал плечами, но потом улыбнулся и сказал:

— Вы себя явно недооцениваете.

Нравятся мне такие зубы.

Через открытую дверь в соседнее помещение я видела Освальда и псевдоблондинку. Его рука обвивала спинку ее кресла, а перед ними, прямо на полу, стояла початая бутылка шампанского. Хотелось бы мне посмотреть на счет расходов за этот вечер.

Юный литсотрудник подвизался на ниве педагогической тематики. Да и сам, видимо, совсем недавно покинул стены школы. В конце концов мы с ним погрузились в болото школьных анекдотов и там завязли. Он заявил, что не в состоянии себе представить, будто школьникам может доставить удовольствие злить меня. Я ответила:

— Ах вы, шалунишка!

Один только счет за выпитое мной шампанское составил наверняка солидную сумму.

Он заказал такси. Освальда с эстрадной певичкой давно и след простыл.

Я бы назвала этого мальчугана «зайчик-попрыгайчик». Но его так распирало от гордости, что он не постеснялся потом спросить, хорошо ли мне с ним было. У меня не было ни малейшей охоты доказывать ему его бесталанность в этой сфере, тем более что ощущение усталости, столь знакомое мне по давним временам, уже начало сковывать мое тело. Но я тут же пришла в себя, как только увидела перед кроватью ноги ангела в синих чулках. И сейчас еще никак не возьму в толк, как это я после такого шока ухитрилась заснуть и спать глубоким и крепким сном.

Когда я утром вернулась домой, Освальд уже спал в своей постели. Дочка тут же стала жаловаться, что мальчики вымазали подушки повидлом и что она ничего не могла с ними поделать.

— Где ты пропадала так долго? — хныкала она.

Вечером я улеглась рядом с мужем. Освальд молчал.

Депутатские обязанности я предпочла за собой оставить. А вот от директорского поста просила меня освободить. Растерявшись от неожиданности, меня послали к докторам. За несколько часов, проведенных в разных кабинетах, удалось установить, что правый глаз у меня видит хуже, чем левый, и что один верхний зуб нуждается в пломбе.

Я призналась терапевту, почтенному мужчине лет шестидесяти, зачем я здесь. Доброжелательно улыбаясь, он написал мне направление к психиатру. Я понадеялась, что этого хватит, чтобы освободить меня от работы в школе, но они потребовали, чтобы я подлечилась. И только когда я заснула на школьном собрании, им пришлось отступить.

Теперь Освальд из кожи лезет, чтобы мне помочь. Убеждена, что с тех пор он не изменил мне ни разу. Я бы могла отомстить ему за все прошлые обиды, но у меня на это нет ни времени, ни сил.

Завтра я в третий раз дам в газету объявление — все еще надеюсь найти приходящую домработницу хотя бы на два дня в неделю.

Перевод Е. Михелевич.

Надо мной — кроны старых каштановых деревьев, что растут вдоль улицы, ведущей от городской железной дороги к ипподрому. Каштаны лопаются, упав с высоты почти в двадцать метров, и глядят вверх, уставясь в небеса своими заиндевевшими личиками с лощеной коричневой кожицей. Из года в год срывает их ветром. А каждый новый год — это новая цифра в итоге прожитых тобой лет. Осень листает книгу жизни от прошлого к будущему — только для тебя грядущее неясно.