Виктор Квашин - Таёжное чудо

На охоту он сходил лишь однажды, в феврале. Жульчик поставил в распадке оленуху. Трофимыч приблизился шагов на двадцать — не промажешь. Жульчик контролировал каждое движение зверя, не давал пошевелиться. Трофимыч вскинул ружьё. Кожа в том месте за лопаткой, куда целил Трофимыч, подрагивала, будто предчувствуя смертельный удар. Оленуха обреченно смотрела на охотника выпуклым глазом.

Трофимыч опустил ствол, поставил на предохранитель и поплёлся домой. За спиной заливался лаем Жульчик.

— Сентиментальный шибко стал, — ругал себя Трофимыч, вскрывая банку тушёнки. — Вот и жри теперь консервы!

Жульчик лаял в распадке до полночи. Утром Трофимыч нашёл его в будке. На попытку погладить, Жульчик молча оскалил клык. Миска два дня простояла с едой нетронутой.

Собаки прощают людей. Жульчик тоже простил, и скоро так же радовался по утрам Трофимычу и просился на охоту. Но Трофимыч больше на зверя не ходил. Когда уж сильно надоедали консервы, стрелял рябчиков, которых было полно в пихтаче, и которых почему-то было не так жалко.

Сигареты кончились. Трофимыч перевернул банку с окурками на газету. Сначала докуривал крупные окурки, потом разворачивал маленькие, с ноготь, вытряхивал горько пахнущий табак, сворачивал самокрутку.

В марте потеплело. Синички зазвенели в кустах. С Жульчика клочьями полезла шерсть.

— Вот и ещё одну зиму мы с тобой пережили, Жульчик!

Трофимыч откопал от снега ульи, открыл летки, дал пчёлкам облетаться.

Река ещё ворчала подо льдом, но чувствовалось, что ещё вот-вот и она скинет с себя зимнее одеяло. Трофимыч подумывал, не сходить ли в деревню за сигаретами, пока река не вскрылась, но тут приехал Иван.

— Привет, Трофимыч! Ну, как зимовалось, не скучал? Или ты в тайге ещё себе девку нашел?

— Курить привёз?

— Привёз. Я не злопамятен. И тебе не советую. Стоит ли из-за бабы? Да не дуйся ты, я ненадолго, сегодня и уеду. Заберу кое-что по мелочи. Я, в общем, тебя обрадовать приехал. Продал Георгиевич заимку, со всеми потрохами, и с пчёлами тоже.

— Как продал? Он же собирался до двадцати ульев разводить, омшаник строить?

— Да за такие бабки кто бы ни продал! Можно две таких заимки купить.

— А кому?

— Не знаю. Риэлтор приезжал с юристом. Сразу всё и оформили. Так что скоро новый хозяин приедет. Теперь точно собирай манатки. А со мной дружи, всё равно к нам придёшь.

— К тебе не приду.

— А куда тебе ещё? Виктор Георгиевич, кстати, собирается другую пасеку брать, на Ольховом ключе. Там и к деревне поближе, и дорога лучше. Сам за куревом да к девкам бегать сможешь.

Весна пришла как всегда неожиданно. Лес зазвенел птичьими голосами. Река вскрылась, побушевала неделю и утихомирилась. Перекат стих, и лишь тихонько журчал по камням.

Трофимыч теперь радовался каждому дню. Приедет новый хозяин, привезёт своего работника. Идти к старым хозяевам, конечно, не стоит — слишком много трений накопилось за эти годы. Придётся кочевать. Весной огороды копать, летом, может, пастухом возьмут, потом сенокос. Там уж не до птичек будет…

Как ни молил Трофимыч судьбу, а время пришло. На броде натужно заурчал двигатель. Не хозяйский, незнакомый. Трофимыч вздохнул и пошёл встречать.

Видавший виды «Датсун» с маленьким зачехленным кузовом въехал прямо во двор. Дверца распахнулась, водитель энергично выскочил из кабины, повернулся… Новенький ладный камуфляжный костюм, широкий ремень перепоясывает талию, высокие ботинки армейского образца и золото волос по плечам. Стоит и смотрит.

— Здравствуй, Илья!

— Аня!

Трофимыч растерялся, неуклюже подошёл.

— Здравствуй, Аня.

Она улыбнулась уголками губ.

— Я к тебе приехала, Илья. Насовсем. Примешь?

— Аня…

— Ну-ка, я посмотрю, как ты тут жил без меня.

Она нарочито решительно вошла в дом, огляделась.

— А ничего, чисто. Книжки читаешь, — взяла с подоконника томик. — Неужели Цветаеву стал читать? Ой, а это что! — она смотрела на обложку. — Это ты меня рисовал? Так похоже! Милый ты мой! — Аня бросилась к Трофимычу, обняла.

Она была такая маленькая, по грудь ему. Он прижал её, пытаясь впитать все ощущения, весь трепет и тепло её тела.

— Хороший мой! — говорила Аня ему в грудь. — А я тебе краски привезла. Самые лучшие, я консультировалась. И кисточки, колонковые. И сигарет много-много. А ещё я купила тебе трубку и табак «Капитанский». Ты будешь писать картины, и курить трубку…

— Аня, заимку продали. Меня отсюда скоро выгонят.

Аня отстранилась, вытащила из кармана свёрнутый листок.