Это родные края Жиля. Я приезжал с ним сюда несколько раз, и мне тут очень нравится. Мы ходили на охоту, на рыбалку или просто в гости. Жиль любит своих земляков, и они все его любят — и белые, и черные. Для него нет разницы, белый или черный, он со всеми здоровается за руку, и каждый черный так и сияет от гордости, когда Жиль пожимает ему руку. Но сегодня я что-то не видел ни одного черного мужчины, женщины или ребенка, после того как мы покинули Маршаллову деревню.
Жиль облокотился на окно и глядел на деревья, растущие на берегу протока. Деревья эти — все больше плакучие ивы; их длинные гибкие ветви склонились до самой земли и воды. Изредка попадется кипарис, платан или еще какое дерево, но так все больше ивы да кустарник. Иногда мелькнет между деревьями проток. Вода мелкая, коричневая, грязная, и ничего тут не живет в той воде. Ни животных тут, ни птиц, ни растений. Только плавают сухие листья и сучки, попадавшие с деревьев. Жиль смотрел на проток и упорно молчал. Он не сказал мне ни единого слова, с тех пор как мы покинули Маршаллову деревню.
И вот он перед нами наконец, дом его родителей, большой белый каркасный дом, веранда огорожена москитной сеткой, и во все двери и окна тоже вставлены сетки. Перед домом машины — и легковые, и грузовые, — их порядком собралось, пришлось нам проехать чуть ли не сто метров, разыскивая местечко, где бы поставить свою; потом мы вышли из машины и пешком прошли назад. Возле одной из легковых стоял высокий светловолосый малый, явно поджидавший нас. Когда мы поравнялись с ним, он улыбнулся.
— Привет, Жиль, — говорит.
— Привет, Расс, — говорит Жиль. И кивает в мою сторону: — Это Салли.
Расс кланяется мне, я — ему. Обмениваемся рукопожатием.
Жиль оглядывает весь этот автопарк, скопившийся перед его домом. Возле одного из грузовиков стоят несколько мужчин.
— Тебя ждут в доме, — говорит ему Расс.
— А ты не зайдешь вместе с нами? — спрашивает Жиль.
— Я тут стою на карауле, — отвечает Расс. — Поручено следить, чтобы твой папаша никуда не двигался из дому.
— Войди, пожалуйста, вместе с нами, если ты не против.
— Ладно, как скажешь, — отвечает Расс.
Он полез в свою машину и достал оттуда галстук, висевший на зеркальце. Аккуратно завязал узел, покрепче его затянул, так же аккуратно заправил белую рубашку в серые брюки и только после этого снова полез в автомобиль и взял с сиденья пиджак. Под пиджаком оказался револьвер калибра 9,6 особого образца, с деревянной рукояткой. Он в раздумье посмотрел на него; потом сунул в ящичек и захлопнул дверцу машины. Провел пятерней по длинным светлым волосам, и мы вошли во двор.
Стоявшие во дворе люди, обращаясь к Жилю, разговаривали негромко, почтительно, я бы сказал. Было видно с первого взгляда — он для всех тут герой, но сегодня его почитатели воздерживались от восторгов. Жиль каждому кивнул, пожал руку одному или двум, но прошел к веранде не останавливаясь, не вступая ни с кем в разговор. Ни мне, ни Рассу эти люди во дворе не сказали ни словечка. Я шел по-прежнему впритык за Жилем, Расс — за мной, на расстоянии не больше двух шагов. Когда мы поднялись на веранду, стали слышны голоса из дома. Жиль толкнул дверь с сеткой, потом деревянную, и мы оказались в комнате, где находилось чуть ли не сорок человек. Мужчины, женщины, дети, кто говорит на кэдженском французском, кто по-английски.
— Bonjoure [4] Здравствуй (франц.).
, Медвежонок-Жиль, — сказала маленькая девочка, подбегая к Жилю.
Жиль наклонился и ее поцеловал. Пожал кому-то руку; потом спросил об отце. Грузный мужчина в защитного цвета рубашке кивнул на одну из дверей. Жиль толкнул эту дверь, вошел в смежную комнату, Расс и я вошли следом за ним. Тут народу было поменьше — человек двенадцать. Две женщины и мальчик лет пяти, остальные все мужчины. Обе женщины сидели на кровати с четырьмя медными столбиками и сеткой от москитов в изголовье. Одна из них плакала, опустив голову, вторая ее обнимала. Фикс Бутан сидел у окна в мягком кресле, а малыш — у него на руках. Фикс — небольшого роста, с большой головой и большими руками, широкоплечий и широкогрудый. Шеи у него фактически нет, и здоровенная его башка лежит прямо на плечах, как волейбольный мяч на скамейке. Он, наверно, только что пришел из парикмахерской: волосы гладко зачесаны, виски подстрижены. Видно, к завтрашнему матчу навел красоту. Когда мы вошли в комнату, он покосился на Жиля, и я заметил, он плачет.
— Приехал, — сказал он.
— Да, папа, — сказал Жиль и поцеловал его в щеку.
Читать дальше