Кэнди, уткнув глаза в землю, ела бутерброд. И оставила вопрос мисс Мерль без ответа.
— Долго еще эта игра в загадки будет продолжаться? — мисс Мерль снова напустилась на Мейпса.
— Они все как один утверждают, что они убили Бо, — говорит Мейпс. — Кого же мне арестовать? Ее?
Мисс Мерль то сжимала, то разжимала свой красненький ротик клювиком. Судя по выражению ее глаз, видно было, что она вопрошает господа, как он мог допустить, чтобы мы ходили по одной с ней земле. Господь оставил ее вопрос без ответа, и она накинулась на меня:
— Еще мужчина называется! Что за муж из вас выйдет, если вы не можете с ней справиться… — И снова осеклась. Я не хотел смотреть на нее, но чувствовал, как она сверлит меня взглядом. У нее, видно, руки чесались стукнуть меня, а не меня, так кого-нибудь еще, но воспитание не позволяло. И она накинулась на Мату.
— Вели ей, чтобы убиралась домой, — говорит.
— Ей решать, — говорит он, не переставая жевать бутерброд.
— Это с каких же пор? — спрашивает его мисс Мерль.
Мату жевать не перестал. И на мисс Мерль ни разу не поглядел. А она все глядела на него. Но не так, как обычно глядит на черного белая женщина, когда хочет ему что-то приказать или посоветовать. А так, как любая женщина глядела бы на любого мужчину, с которым ее многое объединяет.
А объединяло ее с Мату то, что они вместе взращивали и воспитывали Кэнди. Когда родители Кэнди погибли в автомобильной катастрофе, мисс Мерль и Мату поняли, что те двое в усадьбе, тетка и дядя Кэнди, не способны дать ей подобающее воспитание, и сочли своим долгом выпестовать ее сами. Ее делом было привить Кэнди хорошие манеры, его — научить понимать людей, живущих в ее владениях. И ближе, чем мисс Мерль и Мату, у Кэнди за всю жизнь никого не было.
Но Мату так и не посмотрел на мисс Мерль, и она несколько раз сжала и разжала свой ротик клювиком. А потом отвернулась от него и поглядела на нас.
— Я хочу поскорее уехать отсюда, — говорит. — А где другая корзина? — Отыскала Гриффина и выдернула у него корзину. — Делайте, что вам угодно, — говорит. — Только не вздумайте являться в усадьбу, если будете истекать кровью, потому что я никого перевязывать не собираюсь. Джени с этим не справится, потому что она полностью невменяема. А Би — потому что мертвецки пьяна.
— Я провожу вас до машины, — говорит Мейпс.
— Это еще зачем? — отрезала мисс Мерль и завела за спину одну корзину.
— Погодите! — говорит Мейпс и миролюбиво поднял два пальца вверх. — Я просто хотел поблагодарить вас за бутерброды.
Мисс Мерль так и застыла с занесенной корзиной. Мейпс не посмел ни крякнуть, ни хмыкнуть. А из остальных и подавно никто не посмел. Мне казалось, стоит мисс Мерль взмахнуть корзиной, и все кинутся врассыпную.
Мисс Мерль покачала головой.
— Нет, я не стану никого бить. Я еду домой. Если я здесь останусь, я рехнусь.
Повернулась и пошла со двора. Мейпс нагнал ее, когда она перешагнула канаву. Они постояли у машины, поговорили. Потом она села в машину и проехала дальше в деревню, чтобы там развернуться. Когда она снова миновала нас, я вышел на дорогу к Мейпсу. Он стоял, прислонясь к машине, и глядел на двор. Я пристроился рядом с ним. Теперь, когда тень совсем накрыла землю, жара немного спала. Мейпс протянул мне леденец. Я помотал головой. Знал, что у него осталось их от силы один-два и они наверняка ему еще понадобятся.
— Что же теперь будет, Мейпс? — спрашиваю его.
— Не знаю, — говорит. — Жду, что мне сообщит Рассел.
— О чем сообщит?
— Сам не знаю, — говорит он.
— Вы, похоже, не торопитесь.
— Нет, — говорит Мейпс. Поглядел на Мату, на небо, откуда уже с час назад ушло солнце. — Так и так, — говорит, — на рыбалку я уже опоздал.
От Маршалловой деревни до протока Мишель километров пятнадцать, из них около восьми — по берегу реки Сент-Чарльз, а потом надо свернуть с шоссе на узкую гудронированную дорогу и по ней проехать оставшиеся восемь километров. Проток Мишель окажется тогда справа от дороги, и все дома слева выходят фасадами на проток Мишель. Река и проток петляют, вьются по-змеиному. Проедешь метров двести по дороге, и тут же тебе поворот.
Это кэдженская земля. Здесь живет несколько белых семей, не кэдженских; несколько черных семей; а в основном-то все кэджены, и фамилии у здешних жителей по большей части в таком роде: Жарро, Бонавентура, Мутон, Монтмар, Бутан, Бруссар, Гэрен, Эбер, Будро, Ландро, — кэдженские фамилии. Попадаются здесь временами люди по фамилии, скажем, Келли или Смит, но и они называют себя кэдженами — их предки женились когда-то на кэдженских женщинах, да так и пошло. И черные, живущие возле протока, разговаривают на кэдженском французском не хуже, чем по-английски.
Читать дальше