— А я не проповедник, чтоб привирать, — отвечал он.
Нет, он был злой, этот мальчишка. Вот и с письмами так же: писал только то, что ему говоришь, — и все. Замолчишь, а он больше не пишет.
— Если вы не знаете, об чем писать, так я и подавно, — говорил он. — Я пришел писать письмо, а не придумывать неизвестно что.
Один раз я попросила его:
— Может, напишешь что-нибудь про мой огород?
— А что про него писать? Что он никуда не делся? Если хотите, я напишу. Так хотите, чтоб я написал: "Мой огород никуда не делся"?
— А написать, что фасоль поспела, ты можешь? Ну и еще что-нибудь, — говорю. — Я ведь люблю, чтоб в письме были исписаны обе стороны листочка.
— Если вам хочется чтоб в Новом Орлеане знали про вашу фасоль, пожалуйста, я напишу: "Фасоль поспела". Мне-то какая разница.
Вот уж его в поселке никто не считал Избранником.
Джимми родился после того, как Ти-Боб себя убил. И значит, Роберт тогда уже роздал землю издольщикам. Ти-Боб умер, а другого сына, чтоб наследовать землю, у них не было, а потому Роберт разделил ее на небольшие участки и начал раздавать их людям. Сперва он позвал кэдженов с реки, и они выбрали себе участки получше. А то, что осталось, раздал цветным из поселка. Некоторым, правда, досталась хорошая земля, но остальные получили участки у болота, а там только бурьян рос, а то и вовсе ничего. И тогда цветные стали уходить с плантации. Из-за этого да из-за войны в здешних местах совсем не осталось молодежи. Старики и дети старались хоть как-нибудь обрабатывать землю, но она почти ничего не рожала. А кэджены, наоборот, все богатели и богатели. Снял хороший урожай — можно купить плуги и трактор получше, а лучше плуги и тракторы — урожай еще богаче. И тут уж им понадобилась новая земля. Вот тогда Роберт начал акр за акром отбирать землю у цветных и отдавать ее кэдженам. Он отбирал и отбирал, пока человек уж и вовсе не мог прокормить семью и либо должен был вовсе бросить все и уходить, либо наниматься к кэдженам. Если они уходили, а дом был ветхий, Роберт заколачивал двери и окна досками, а потом и вовсе его сносил и отдавал кэдженам под поле землю, где совсем недавно стоял дом. Вот почему теперь вы едете сюда мимо полей сахарного тростника и кукурузы, а лет двенадцать-пятнадцать назад там стояли дома. Ведь тут у нас родилось много детей и умерло много стариков, про кого я вам рассказывала. Сэфо и его семья жили вон там, Клоди и его семья — чуть подальше. Потом Грейс, Эльвира и ее семья. А по эту сторону — Летти со своей оравой. (Коринна утопила одного из детей Летти в колодце на краю поселка — в двадцатых годах это случилось). По другую сторону от Летти жили Джаст Томас и Элси, а рядом с ними Куна и ее орава. Хок Браун, Джерри и их дети жили вон там. А немного подальше — Филипп, дядюшка Октав и тетушка Нэн. Страт Хокинс с семьей. И с того конца поселка, где я прежде жила, — Джо Саймон и Ида Хэриет. Еще подальше — Оскар, Роза, их дети. Мануэль с семьей. Тоби с детьми. Бесси и ее семья. Тетушка Фина Джексон и ее семья. Тетушка Лу Болин и ее голодная орава. Билли Ред, его мать и отец. (Он уехал в Новый Орлеан и стал называть себя по-французски: Ред Бийе). Еще подальше — дядюшка Джилл и тетушка Сара. Тимми и Верда. И еще многие-многие, только сейчас всех сразу и не припомню. Теперь-то нас осталось совсем мало. Сейчас здесь только поля, да поля, да поля. У них не хватает духу просто вышвырнуть тех, кто остался и они выжидают, чтоб мы уехали или перемерли. Ну, я бы им сказала: эти старые кости, конечно, устали, но упокоиться навеки им еще рано. Я прожила сто десять лет, а может, и того больше, но готова бы пожить еще немного. Господь призовет меня, когда настанет мой срок. А до тех пор ребятишки будут читать мне Библию и газеты. И я буду ходить насколько силы станет. И буду есть ванильное мороженое. Очень я его люблю.
Джимми видел, как менялся наш поселок, как менялось все вокруг, и видел, как уезжают отсюда люди и приезжают новые. Он видел, как уходили на войну молодые парни и уезжали в город молодые женщины. Его мать тоже уехала. Он видел, как трактора сносили старые дома и перепахивали землю, и видел, как мы стоим и глядим на это. Он видел все это. И еще многое слышал. Слышал, как мы на веранде толковали о рабстве, о наводнении, о Лонге. Слышал, как я рассказывала о Клюво и Неде, слышал, как мы все говорим о Черной Хэриет и Кэти, о Томе Джо и Тимми. А молодые люди приезжали навещать стариков, он слышал, как они говорили о войне — что японцы вовсе не такие, как говорили белые, они цветные вроде нас, и убивать они хотели не нас, а белых солдат. Если цветные шли в первых шеренгах, то японцы стреляли через их головы, чтобы попасть в белых. А когда случалось, что цветные шли сзади, японцы кидали бомбы в передние ряды. Вот поэтому они и решились отменить сегрегацию в армии — только поэтому.
Читать дальше