Андрей Аствацатуров - Не кормите и не трогайте пеликанов

– Работы у нас много, имейте в виду, – пообещал декан и глухо кашлянул.

Это хорошо, что много… Вы простужены? Какая неприятность! А я люблю. Люблю, когда много работы. Она царство Божие приближает. Про царство Божие я, правда, не сказал – декан мог принять меня за опасного сумасшедшего. Произнес что-то более земное и подобающее моменту.

– У нас положено раз в две недели давать письменные задания и проверять их очень тщательно. Очень… – подчеркнул декан.

Конечно. Я обожаю письменные задания. Они заставляют студентов высказываться ответственно и формируют у них необходимые профессиональные компетенции.

– И с дисциплиной очень строго, – снова короткий сухой кашель. – На занятия опаздывать – ни в коем случае. Так что будьте любезны.

Конечно. Буду любезен. Еще как буду любезен; с кем скажете. А опаздывать – опаздывать не буду. Я вообще никогда не опаздываю. Это неуважение к студентам, к своим коллегам, к институту наконец.

– Желательно ходить на заседания кафедры, – заметил декан почему-то неуверенно. – Многие, знаете, очень легкомысленно относятся, манкируют…

Конечно. Я обожаю заседания. Как это – пропускать заседания?! Непрофессионально. Заседания… да в них все образование! Возможность обсудить методические вопросы, возможность поделиться своими учебными проблемами, возможность бог-знает-чего.

– Как у вас с алкоголем? – поинтересовался декан.

Это уже чересчур, подумал я. Но вслух сказал, покосившись на грязные винные бутылки, стоявшие на полу, что, разумеется, только по праздникам, и то – в меру, один-два бокала сухого… а что касается крепкого…

– Курите?

Я почувствовал легкое раздражение, но тут же смиренно вздохнул:

– К своему глубокому сожалению…

Признаться в курении следовало для достоверности – слишком идеальный образ мог показаться подозрительным, и потом, подумалось мне, всегда нужно давать начальству повод тебя пожурить, чтобы оно почувствовало собственную значимость.

– Плохо, – ехидно сказал декан и снова глухо кашлянул. Я почувствовал в его голосе некоторое удовлетворение и обрадовался. – Очень вредная привычка, постарайтесь избавиться.

Это было произнесено скорее для проформы, и я в ответ сказал, что курю редко и, наверное, скоро брошу.

– Ладно, – миролюбиво согласился он. – Но воздержитесь хотя бы в пределах здания.

Я пообещал, что воздержусь.

– Ну что ж, тогда по рукам? – голос декана потеплел. Судя по всему, наша беседа его воодушевила.

– По рукам, – согласился я. – Но у меня есть один меркантильный вопрос.

Эту фразу я произнес вкрадчиво и сразу замолчал, будто испугавшись собственной дерзости. Я надеялся, он догадается, о чем я. (“Деньги, товарищи, еще никто не отменял”.)

Но он, к моему разочарованию, молчал. Тогда я спросил напрямик, сколько я буду получать.

– Вы знаете, немного, – он на секунду замялся, но тут же взял себя в руки и снова заговорил в своей обычной строгой сухой манере. – Совсем немного, очень даже немного.

Я рассмеялся и сказал, что немного и даже “очень даже немного” – понятия относительные. С моей стороны это было очень фамильярно и смело. Он проигнорировал мою подобострастную иронию и назвал сумму.

Как обухом. Она была настолько ничтожна, что даже не укладывалось в голове. Господи! Разве такая бывает?!

– Бывает, и еще долго такой будет, – пообещал он. – Кстати говоря, имейте в виду: зарплату у нас часто задерживают.

А чего тут, собственно, задерживать?

– Да этой суммы не хватит, чтобы просто до вас доехать!

– Увы, мой дорогой. Это все средства, которыми мы располагаем.

Я все равно не мог до конца поверить. Надежда, как известно, умирает последней. Может, это просто базовая ставка? Может, предполагаются еще какие-то надбавки и премии?

– Нет, – твердо сказал декан и добавил: – Очень жаль, молодой человек, что наш с вами разговор принял такой оборот, что вы таким очень странным образом начинаете свое присутствие в институте. А я ведь к вам с открытой душой.

– Да, но как прикажете на эти деньги жить?

– Слушайте, – уже раздраженно сказал декан, – у меня на это место целая очередь выстроилась. Понимаете?

Я понимал; сказал, что подумаю. Он попрощался, попросил думать поскорее и дал отбой.

Какое-то время сидел, уставившись в одну точку, слушал короткие гудки, а потом изо всех сил ударил кулаком по столу и завопил от ярости. Потом снова ударил и снова завопил. Я бил по столу и вопил, пока не раздался стук в батарею. Это соседка снизу деликатно предупредила, что шуметь не следует. Я посидел немного, уже тихо, затем встал, оделся, спустился вниз в алкогольный ларек, купил две бутылки крепкого пива, потом долго пил эту едкую мочу, курил, думал, как вокруг всё дерьмово. Но с каждым глотком становилось легче, и к ночи, окончательно успокоившись, я лег спать, решив, что утро вечера мудренее и что завтра надо заплатить за городской телефон, иначе его отключат.