Александр Иванов - Слова

Отбрось последние свои года
Во мрак ночи безутешной,
Пусть старость заревом безгрешным
Окрасится в лазоревые облака.
Но если есть страдание и боли,
Закат все ближе и не доле
Залижет раны и успокоит навсегда.

В преддверии написания
есть что-то щемящее,
как в мелодии дерева,
ветром колеблемого,
оно может быть щенящим
и может быть васильковым
или альковым,
а может в мелодии звука,
как в распахнутой двери,
будет преддверие бури,
которая кого-то разбудит.

* * *

Дерево и дверь питаются ветром,
Другим не заметным.

Ежик по лесу шел,
Большой гриб нашел.
Положил его на иголки
И понес под елку.

А под елкой нора —
Вот такая дыра!
Все равно этот гриб
Ну никак не вмещается.

«Ну что ж, — подумал Еж, —
Позову я друзей, позову я зверей.
Они съедят половину.
И я с голоду не сгину».

Пришли белки-непосиделки,
Пришли зайцы-неунывайцы,
Тише-тише, пришли мыши,
И даже змея ползучая.

Они гриб жуют
И Ежа нахваливают:
«Ох ты, Еж-Еж,
До чего хорош!»

Ежик до гриба
Не дотрагивается,
Все стоит, улыбается,
А от гриба ничего не осталося.
«Ну что ж, — подумал Еж, —
Снова в лес пойду,
Снова гриб найду
И… и друзей приглашу».

Только без ложной веры и догм
Человек может быть свободным,
И если он смог
Дойти до чертогов Господних,
К чему эта муть,
От которой не продохнуть?

Замутила жизнь, замутила,
Нет удержи в этой мути,
Двадцать первый век идет,
А некоторые заскучали по мукам.
Ленина, Сталина, вурдалаков тень,
Поднимается над удушливыми болотами,
Неужели только затем,
Чтобы журналисты-мамонты
Пугали нас площадями болотными?

Замутила жизнь, замутила,
Нет удержи в этой мути,
Двадцать первый век идет,
А некоторые заскучали по мукам.

Стыдно, стыдно, вы даже не господа и не звери,
Времени попали в какой-то промежуток,
Представьте, как будто вам жутко,
Когда наганом к вам постучатся в двери.

Замутила жизнь, замутила,
Нет удержи в этой мути,
Двадцать первый век идет,
А некоторые заскучали по мукам

Шприц, как самолет в нетерпении — пике,
приближается к вене — цели,
а та, ужавшись и ужаснувшись,
прижалась к кости, спасаясь,
игла самолета — шприца,
не попав в цель, выстреливает
снаряд свой в нетерпении подкожно,
но! но! больно!

Надежда слабая, когда меня не будет,
что вы наткнетесь случайно как бы
на мой какой-либо текст,
и может, вам откроется
другая сторона моя,
как в Янусе двуликом —
— здесь я веселый анекдотчик,
а здесь скорбию душа моя полна.

Не спи, красавица, при мне,
Ведь засыпая, рот откроешь,
И черти сразу роем
Садятся на твое лицо,
Не спи, красавица, при мне,
А лучше пой, тогда другой уж рой
Из херувимов, ангелов кружится
И, успокоясь, на твое лицо садится.
Дай мне возможность насладиться
Небесною твоею красотой,
Не спи при мне, красавица, а пой.

Когда в стране такое тв орится,
Не нужно никаких предисловий.
Предисловие, разносолие, разнославие.
Окончится предисловие, окончится разносолие,
Останется одно разнославие, ведущее в никудаево.
И поменяется только одно О на А,
Господи, не приведи, Мать-царица!
Что будет в нашей стране тв ариться.
Господи, Отче…. Господи, от чего?

Преодолевая сопротивление материала,
Клизма недоуменно себя вопрошала:
— Ужѐ у̀же не будет?
Вместо, — хуже ужѐ не будет.
Вот так, не имея четкого постоянства
И не испытывая патриотизма,
Клизмы ведут к мировым катаклизмам.

Один идет прямой,
Проторенной дорогой.
Другой заблудится в лесу,
И нет ему подмоги.

Припев:
Тот, кто боится сквозняков,
Всегда болеет.
Кто душу бережет,
Ее и не имеет.

Один соизмеряет путь,
Минуя все ухабы,
А у другого на уме —
Вино, стихи да бабы.

Припев:
Тот, кто боится баб,
Всегда болеет.
Кто душу бережет,
Ее и не имеет.