Элиф Батуман - Идиот [litres]

Бардош, А.Ш., главный инженер, Боршодский химический завод, отдел агрохимии, Казинцбарцика.

Бёдёр, Й., директор отдела по науке, Исследовательский институт виноградарства и виноделия, Кечкемет.

Чапо, Й., бывший директор на пенсии, Исследовательская станция свекловодства, Сопронхорпач.

Чорнаи, С., вице-президент по производству, кооперативная ферма имени Ленина, Тисафёльдвар.

Деак, Б., научный сотрудник, Исследовательский институт сельского хозяйства Венгерской академии наук, Мартонвашар.

Дудаш, Э., заместитель министра, Министерство сельского хозяйства и продовольствия, Будапешт.

За набранными жирным шрифтом вопросами следовали ответы участников в алфавитном порядке. Невозможно было не восхититься четкостью и конкретностью отца Дьюлы, когда он проводил разницу между зимним и летним орошением ячменя, ставил под сомнение правомерность недооценки риса на Великой равнине и подытоживал преимущества орошения напуском на солончаковых пастбищах.

Мать Дьюлы принесла старый выпускной альбом. Отец Дьюлы и двадцать других стриженых юношей сосредоточенно

смотрели с глянцевых черно-белых страниц, и я представила, как они – за много лет до моего рождения – запоминали цикл Кребса, ели зимнюю салями и размышляли о будущем – своем собственном и сельского хозяйства Венгрии.

– Я привела тебя, потому что мать Дьюлы великолепно готовит куриный паприкаш с домашней лапшой, – прошептала Маргит. – У нее вкуснее, чем у меня.

Беседа за ужином вращалась вокруг неоднозначностей в номенклатуре сезонных сортов ячменя. Мать Дьюлы подала яблочный штрудель и разлила всем бренди. Я выпила бренди, поскольку это было проще, чем объяснить, почему ты его не пьешь. Когда мы уже уходили, она сунула мне в руки что-то теплое, мягкое и податливое на ощупь. Оно было завернуто в фольгу, но казалось живым. Выяснилось, что это добавка штруделя.

На обратном пути я не могла удержать руль в прямом положении, но, выписывая дуги на пустой, залитой луной дороге, поняла, что свалиться с велосипеда гораздо сложнее, чем мне представлялось.

На занятиях мы проходили сослагательное наклонение.

– Будь я Пикассо, – произнесла Каталин, – я любила бы многих женщин, – девушка менее выдающейся красоты никогда бы такого не сказала, подумала я. Красивые люди живут в ином мире, у них другие отношения с окружающими. Их изначально растят для любви.

Для урока о наречиях направления я нарисовала карты американских городов. Поверните налево на Мэйн-стрит, потом второй поворот направо на Элм-стрит. Справа увидите пожарную часть.

– Селин, а как правильно – вправо или направо?

– Можно и так, и так.

– А как вежливее?

Мы с Норой отправились на прогулку. Она рассказывала, как по-венгерски будут разные вещи. Словарь я собой не захватила, поэтому мы занимались тем, что философ Дональд Дэвидсон называет «радикальной интерпретацией». Улица выглядела пустой, но на ней нашлось множество слов: лужа, грязь, бутылка, конфетная обертка, жевательная резинка, обертка от жевательной резинки. Нора с грустью показала на мертвую птицу и произнесла «madár», и я сначала решила, что это означает «мертвый», но потом она подняла палец к небу и повторила «madár», и тогда я поняла, что это – «птица». Трава называлась то «gaz», то «fű».

– Это что, gaz или fű? – строго спрашивала она.

– Gaz?

– Нет, Селин, это fű!

Мы добрались до шоссе, где шли телефонные и электрические линии.

– Telefon oszlop, – говорила Нора. – Telefon oszlop, telefon oszlop, telefon oszlop. Elektromos oszlop, – я точно не знала, что такое «oszlop» – столб или линия, пока мы не наткнулись на торчащий из земли бетонный столбик высотой по пояс. – Beton oszlop, – сказала Нора. Я поняла что «beton» – это «бетон», по-турецки будет так же. Мне показалось забавным, что может существовать телефонный oszlop, электрический oszlop или бетонный oszlop. Весь мир можно описать заново, отталкиваясь от oszlop. Я пыталась объяснить Норе, что она – Нора— oszlop. Нора выслушала с серьезным лицом.

– А теперь побежали, – сказала она и ринулась к холмам. – Побежали, Селин! – крикнула она. Несмотря на свое телосложение, бегала она очень резво. Мы бежали по улицам, которые постепенно приобретали всё более пригородный вид, пока не оказались у дома родителей Дьюлы. Вышла мать с усталым выражением на лице и угостила нас пирогом. Через десять минут за нами на машине приехала Маргит. Как оказалось, Норина склонность к пробежкам до дома бабушки и деда была широко известным фактом. Всё дело – в пироге.