Люк Оллнатт - Небо принадлежит нам

Всю мебель и технику, которые оставила Анна, я заложил, а свои вещи перевез в Корнуолл, где снял коттедж. Я выбрал Корнуолл по двум причинам: во-первых, он был относительно недалеко, а во-вторых, когда-то в детстве я был там на отдыхе с родителями.

В день своего отъезда я сидел на кухонном полу в совершенно пустом доме и пил. Прикончив последний стакан, я налил водки в бутылку с колой и вышел на застекленную террасу, чтобы проверить, заперты ли двери. Я окинул прощальным взглядом сад – и увидел его. Третий подсолнух, покачивающийся на ветру.

Я бреду по кладбищу Хэмпстеда, по колено в густой, влажной от дождя траве. Штаны промокли насквозь, хоть выжимай. Джека похоронили неподалеку от входа в церковь: идти не так уж долго, если срезать через старую часть кладбища. Надгробия здесь покосившиеся и полуразрушенные, а траву никто не скашивает.

Я еле переставляю ноги, потяжелевшие от налипшей на ботинки грязи, но все же упрямо продвигаюсь вперед, назло порывистому встречному ветру. Есть здесь одна могила, которая неизменно меня притягивает – проходя мимо нее, я не могу не остановиться. Маленькая девочка, высеченная в камне надгробия, болезненно худенькая, закрывает лицо ладошками, как будто играет в прятки с самой смертью.

Не доходя до могилы Джека, я ныряю за развесистый ясень. Он кажется мне здесь совершенно неуместным, – такое дерево должно стоять на каком-нибудь холме в полном одиночестве и ждать, когда в него ударит молния. Я выглядываю из-за ствола – нет ли у могилы Анны, – но кладбище передо мной пустынно. Я знаю, что она здесь бывает, иначе откуда бы взяться на могиле свежим цветам?

Мы выбрали для Джека маленький камень, но не вертикальный, а горизонтальный.

Джек Коутс

10 августа 2008 – 20 января 2015

Лишь память и любовь не канут в вечность.

Надпись мне не нравилась. «Вопиющая банальность», – заявил я Анне. «Не оставлять же надгробие пустым», – был ее ответ. Мне сразу вспомнились открытки с соболезнованиями, которыми нас засыпали после смерти Джека, такими же затасканными и пустыми. Я и могилу не хотел, ведь это означало бы признать раз и навсегда, что его больше нет.

Я прихожу сюда раз в месяц. Для меня эти визиты превратились в обязательный ритуал: выехать из Корнуолла ранним поездом, еще до рассвета, а вернуться на закате. Я опускаюсь перед памятником на колени и смахиваю с него жухлые листья, но налетает ветер – и они снова засыпают камень. Я некоторое время сижу под дождем, дрожа от холода, то и дело прикладываясь к фляжке.

Смотрю на часы. Еще рано, но мне не хочется рисковать – в любой момент может появиться Анна. Я прикладываю пальцы к губам, касаюсь ими надгробия и после этого отправляюсь к выходу. На этот раз я иду по дорожке из гравия, а не по траве. Вероятность столкнуться с Анной здесь намного выше, но я вымок до нитки и продрог, и все, чего мне хочется, – это найти кафе, чтобы позавтракать и дождаться, когда откроется паб.

Подкрепившись сэндвичем в какой-то кофейне, я иду в «Корабль» – тот самый паб, где мы часто сидели со Скоттом. Я втыкаю шнур ноутбука в розетку, подключаю вай-фай и начинаю писать код. В последнее время я работаю на Марка – программиста из Брюсселя, которого когда-то нанимал Скотт. Скука смертная, зато на жизнь хватает. За пару часов я успеваю выпить столько пива, что, закончив работу, едва держусь на ногах. Улица, по которой мы всегда ходили, нагоняет на меня тоску, поэтому я выбираю окольный путь – с другой стороны Хэмпстед-Хит, мимо прудов. В голове снова всплывают слова «Небо принадлежит нам» – так происходит всегда, когда я остаюсь наедине с собой, – и я шепчу их, пока забираюсь на холм. «Небо принадлежит нам, Небо принадлежит нам…»

На вершине Парламентского холма я снимаю с плеч рюкзак, кладу его на траву и, сделав большой глоток из фляжки, смотрю на расстилающийся внизу Лондон. Небо на горизонте наливается свинцовыми тучами, не предвещающими ничего хорошего. Парк кажется вымершим, лишь изредка каркают вороны. Они расхаживают по земле, сидят в ветвях деревьев и на контейнерах для мусора.

Когда тренога и камера откалиброваны, я навожу фокус на Хайгейтские пруды и делаю первый кадр. Прекрасный образчик сельского пейзажа: холм, усеянный льнущими друг к другу домиками, белеющий над деревьями шпиль церкви Святой Анны. Мы с Джеком часто поднимались сюда, но мне никогда не приходило в голову снять с Парламентского холма панораму.