Марина Макущенко - И в печали, и в радости

– Это то еще зрелище! Побережем его для главного испытания. Иди.

Я ждала, когда высохнут звездочки и смотрела на часы. Полшестого, значит они уже там. Уже, наверное, побывали в ванной и увидели, что в доме есть женщина. Кухня не так предательски красноречива. Хотя, эти даже елку раньше не наряжали, и кутья на столе… Все сразу поймут все и уже готовы будут меня увидеть, когда я вернусь. Можно уже? Надо было ждать. Звездочки на ногтях требовали терпения и времени.

Мне было страшно. Я топталась у двери. Позвонить? Глупо, я тут живу. У меня ключи есть. А может, они не приехали? Я не могла избавиться от ощущения какой-то мифичности их приезда. Неужели они существуют? Уже полседьмого. Я впопыхах испортила одну звезду, пришлось перерисовывать и ждать, когда снова подсохнет. Мне никто не звонил, не было смс: «Ну где ты?» Хотя таких вопросов Юра обычно не задавал. В вестибюле было зеркало. Схожу туда!

Я поздоровалась еще раз с консьержкой. Она удивилась, ответила и улыбнулась. Поздравила меня с наступающим праздником. Я расстегнула пальто, поправила пояс на платье, сняла резинку с волос, переплела косу. Посмотрела на себя, набрала воздуха в грудь, задержала и медленно начала выпускать из себя. На мне была черная вышиванка до колен, опоясанная синим домотканым поясом. По горловине плелись синие барвинки и текло серебро. Я сама ее вышивала несколько лет назад, сама вписывала коды в узор, сама себя заговаривала и закрывала все входы. Защитный орнамент закрывал ткань у горла, на рукавах, по подолу. Последняя капля воздуха вышла.

– Все будет хорошо! – прошептала я вслух и заметила, что ладошки держат живот.

Улыбнулась. Да, мои мальчики сильные, они меня поддерживают. Будет мальчик! Я поняла это вдруг. Не захотела, не пожелала, не огорчилась, а услышала. Еще один мальчик. Я поднялась и открыла дверь.

Куда-то полетел один сапог, потом второй. На бегу я снимала пальто, в дверях комнаты бросила его кому-то на руки. Я не видела, кто это был, я не видела и не слышала ничего, кроме крика. Мишка истошно вопил в комнате. Чертова звукоизоляция! Я не слышала этого, когда топталась там у двери и прислушивалась ко Вселенной, так же как и не чувствовала его одиночества, когда в тандеме с Лесом сочиняла волшебные сказки. Интересно, а родного ребенка я тоже не смогу чувствовать на расстоянии? Надеюсь, а то Мише будет обидно.

– Що це за хлопчик тут так плаче? Що сталося з моїм Янголятком? – несмотря на тревогу, я широко улыбалась и быстро ласково заговаривала. Этот прием уже много раз безотказно срабатывал. Только моя уверенность в его счастье могла заставить его тоже поверить: «Все хорошо, все уже хорошо, все дома, меня любят, я – маленький, но меня защитят. Меня любят». Сработало и в этот раз. Я опустилась на колени посреди комнаты. Миша замолчал, смотря на меня, продолжал судорожно вдыхать воздух, я вторила ему:

– Ще раз, давай, ніякої Гикалки, ми її сьогодні не запрошували. Нічого такого не буде, – я улыбалась.

Мишка глубоко вздохнул в последний раз и бросился мне на шею. Я подняла глаза на Юру. Он сел рядом с виноватым выражением лица. На нем была вышиванка, хотя Миша до сих пор ходил в кофте со Смешариками.

– Долго так? – я смотрела на Юру и качала Мишу.

– Больше часа.

– Почему не позвонил?

– Потому что он должен был сам! Ты – не его игрушка! – Юра не сдержался, и Мишка резко повернулся. Я поняла, что он не просто плакал, они тут воевали.

– Моя!

Юра грозно посмотрел на него.

– Тихо! – сказала я обоим.

– Наша… – покорно сказал Миша, глядя на папу. Тот уже не раз поправлял его претензии на меня. – Зірочки, – сказал Миша, разглядывая мои ногти. – Зірка з’явилася?

– Так, котику. Перша зірочка вже з’явилася. Вже можна замовляти бажання, зараз будемо вечеряти. Треба перевдягтися.

– Я пытался, но он уперся и ждал тебя, – начал было Юра. Он встревоженно смотрел на меня, так, как будто никого вокруг больше не было. При других он не оправдывается, не шепчет, лишний раз со мной даже не разговаривает. Либо все, кто тут есть – знают его мягкую сторону, либо они с Мишей здорово помотали друг другу нервы, либо, может, тут никого нет?

Я подняла глаза и всех увидела. Они все показались мне огромными. Я поднялась. Так лучше – нет, они не огромны, они просто рослые. Они такие же, как я. Впервые в жизни я чувствовала себя среди своего народа. Обычно меня окружали низкие, хрупкие люди. Эти – были моей породы. Все – светловолосые, светлоглазые, все похожи друг на друга. Не знаю, с кем и сколько раз гуляла его мать, но рожала она явно от одного. Где она? Я начала искать ее глазами, как услышала девичий голос: