Марина Макущенко - И в печали, и в радости

– Синочок мій, солодкий мій, я тебе дуже люблю! Ти – моє Сонечко, пам’ятаєш?

– Мааааааааа!

– Я більше ніколи нікуди від тебе не піду! Я обіцяю! Ми завжди будемо разом! – эти слова я всегда держала за зубами, когда говорила с Мишей. Это его отцу я ночью опрометчиво обещала, а на утро думала: «А всегда – это сколько?» Мише – никогда. Мише – впервые.

– Мамочка! – он бросился мне на шею и накрыл меня потоками слез.

Это было долго и больно. Мы сидели в углу и причитали, пока нас не успокоил Юра. Он забрал нас из больницы, и это было только началом. Миша не хотел больше видеть Игоря Борисовича, Олега, своего терапевта и прочих людей – не членов семьи. Юра впервые в жизни взял отпуск, и наша семья несколько недель пробыла вместе, не выходя из квартиры. Весь этот посттравматический период удачно пришелся на новогодние праздники.

Как только мы вернулись в город из села, мы сразу же поехали к Мише, и в последующие дни он выпускал меня из объятий или хотя бы из поля зрения только на ночь. Я не успела купить тест, но задержка уже была – очевиднее некуда. А Юра уже не раз возвращался из аптеки без теста. Утром двадцать девятого декабря я решила позвонить гинекологу и спросила у Юры, как лучше поступить, чтобы выйти из дому незаметно для Миши. Юра сказал, что оставлять его еще рано.

– В чем дело? Ты не хочешь знать, беременна я или нет?

– Прости. Это глупо, я знаю, но… А вдруг нет? И ты передумаешь выходить за меня!

Я могла только вздохнуть и развести руками. За эти дни я запаслась таким терпением для этих двоих, что меня, казалось, уже никакая глупость не выведет из равновесия.

Первого января я в кои-то веки проснулась раньше него. Я побежала заглядывать не под елку, а в туалет, меня вырвало. А когда я вышла из ванной, Юры уже не было. Он вернулся с пробежки с Хорошо и с тестом. На результаты мы пошли смотреть вдвоем, под елку. Я не сомневалась, что там будет подарок, и хотя это чудо было не новогодним, а две полосочки означали, как мы выяснили потом, на УЗИ – два месяца, это все же было именно тем, чего я давно ждала – это было Чудом.

Подавать заявление мы пошли через два дня, Юра «уговорил» сотрудников загса поставить дату на четырнадцатое января, видимо, это был первый рабочий свадебный день после праздников.

– Спасибо, что оставил нам с девочками Маланки! – возмутилась я, когда мы вышли на улицу. Дату мы не обсуждали, и я думала, что это будет хотя бы в феврале.

– Что?

– Мой девичник! Традиционный, ежегодный, с гаданиями, с киданием сапог.

– Дорогая, ты вообще-то замуж выходишь?

– Одно другому не мешает!

– Какому другому я не помешаю, хотел бы я знать?!

Он еще что-то собрался высказать мне, но его прервал звонок:

– Да, пап. Привет. – Я поймала себя на мысли, что, кроме отца, он никогда ни с кем не разговаривал при мне. Хотя и отец тоже обо мне не знает.

– Случилось страшное, – сообщил он, положив трубку.

– Что такое?

– Они все едут. Они будут здесь послезавтра!

– Кто?

– Все! Я пытался возразить, но отец не дал. Он сказал, что и так делает мне услугу, раскрыв секрет, чтобы я выходной взял.

О том, что Юра взял целый отпуск, и о том, что женится, – родные не знали, это мне было известно. Мне хватало для начала одного и второго, и третьего под сердцем, а разбираться в его взаимоотношениях со всеми родственниками для меня было ранним и не очень желанным шагом. Своим я сказала о помолвке, но мы с Юрой решили, что пойдем в церковь только вдвоем.

– Почему они так резко решили?

– Резко? Ничего, что ты живешь у меня с лета и никогда их не видела? Они меня терроризируют уже давно. Тот факт, что я сам никого не зову, редко звоню, и ничего не рассказываю о себе – никого не удивляет в принципе. И я такой, и Миша не способствует. Но они раньше приезжали на Новый год. Я их тогда тоже не звал! И каждый раз это сопровождалось Мишиными истериками. Меня не очень радует, что они вот так, толпой навалят: мама-папа из Харькова и Сергей с Бали приедут шестого утром. Янка с мужем прилетят из США вечером, и, наверное, Машка тоже к вечеру подтянется.

– Маша из Берлина?

– Да. Они сердятся, что я вообще перестал звонить, и вот, сюрприз делают. И уже никого не остановишь! Это будет светопреставление!

– Они шумные?

– По сравнению с нами? Очень.

Я боялась Мишиной реакции. Больше, чем знакомства с его семьей и их реакции на меня, и на новость о женитьбе, больше, чем знакомства с его мамой, я боялась, что Мишку опять придется везти к психиатру. Он перестал кричать во сне, и мы стали рисовать утром хорошие сны. А тут – люди. «Так, – сказала я себе, – я успокоюсь, и успокоится он. Так надо!»