Дмитрий Пригов - Мысли

Так вот.

Вопрос, естественно, касается статуса и образа кино в ХХ веке. В смысле, будет ли кино, как и ныне, обладать статусом высокого искусства и сохранит ли свои видовые и жанровые черты. Первый вопрос касается проблемы общего переструктурирования культуры, черты которого гораздо яснее проступают в пределах изобразительного искусства, оказавшегося в определенный момент наиболее мобильным в приспособлении к потребностям информационного общества и рынка, сохраняя возможность существования и одинаковую степень интенсивности и актуальности как в сфере массовой культуры, так и элитарной (в отличие от кино и литературы, не способных быть продаваемыми и, соответственно, предельно актуализированными на уровне ценности единичного объекта).

К тому же, изобразительное искусство наиболее продвинулось (ну, может, словечко не то — что значит, продвинулось? — а что? — да ничего, словно глупое какое-то! — ну, а если сказать: как бы продвинулось? — так вот неизмеримо лучше! — ладно) по пути переноса акцента художнической деятельности в область манифестированного жеста, имиджа и поведения, обнаруживаясь в качестве художника с его амбициями и проблемами на операциональном уровне — все это в пределах развития, опознания и мутации так называемого ныне постмодернизма (в то время как кино осталось на уровне полистилистики, или выступает в качестве элемента более общего высказывания в пределах того же изобразительного искусства или всякого рода поп-шоу; как, впрочем, и его старший брат литература, за исключением отдельных ее представителей, предпочитающих, кстати, работать на грани текста, изобразительного искусства и перформанса). Все это обнаруживает тенденцию постоянного смещения кино из сферы разрешения актуальных, болевых проблем высокого искусства в сферу массискусства (опять-таки это не говорит о деятельности отдельных его представителей, но о роли, отводимой в общей структуре культурных стратегий и стратификации). Ну и хорошо.

В то же самое время надвигающаяся тотальная визуализация культуры отодвигает кино на периферийные пространства именно визуально-виртуальных артикуляций как архаического их предшественника. В то время как художник, в отличие от киношника, воспитанный на мобильном функционировании в пределах размытых жанровых и видовых рамок искусства (когда именно в изобразительном искусстве объявились такие виды деятельности, по внешним признакам должные бы числиться по другим профсоюзам, — перформансы, инсталляции, акции, видео, тексты и пр.), имеет гораздо больше шансов внедриться в новую визуализацию, восприняв и артикулировав ее идеологию, драматургию и жестово-поведенческую авторскую модель. Собственно, ничто не мешает и не запрещает и кинодеятелю воспринять и воспроизвести тот же образ деятельности и позу, утеряв специфические архаические черты художника кино.

И хорошо.

Вот мы тут прыгаем, скажем. Вернее, вы прыгаете. Я-то человек посторонний. Хотя тоже иногда скачу. Но по-другому.

А чем отличается ваше скакание от постороннего, от скакания вообще себе в удовольствие? Это нисколько не значит, что вы скачете себе в неудовольствие. Отнюдь.

Но чем ваше скакание отличается от вообще природной способности природного и культурного человека двигаться, бегать, протискиваться, оборачиваться, кружиться, носить и передвигать что-либо, вертеть ногами, руками, головой, падать и взбрыкивать, да и просто пританцовывать и протанцовывать всю ночь напролет? Очевидно, ваши действия отличаются осмысленной и насильственной организованностью и наличием неких специфических приемов, в пределах которых формируются и артикулируются специфические цели, каноны и стили. То есть, как и любой текст, визуальный или вербальный, отличается от простого говорения или манипулятивной деятельности.

Мы не говорим здесь о духовности или об интеллектуальной наполненности, как и о конкретной одаренности конкретного персонажа.

Поскольку я профан в вашем роде деятельности, мне позволено будет отвлекаться на разные необязательные предметы, имеющие к балету опосредованное отношение, но только к более общим вопросам функционирования культуры и культурных, назовем их так, деятелей.

Вот об одаренности.

Под ней обычно подразумевается в основном б о льшая относительно прочих людей физиологическая приспособленность кого-либо к данному роду деятельности. Однако же одаренность — это сложносоставной комплекс, раскрывающийся и реализующийся во времени: