Дмитрий Пригов - Мысли

Один немец-бизнесмен за элегантным кофе показал мне свою книжечку, где на какое-то число ровно через год (или два) была назначена встреча с таким же немцем (или японцем, или американцем) в каком-то отдаленном отеле отдаленного уголка света. Был заказан ресторан, столик с белой хрустящей скатертью, с прозрачными бокалами, с обворожительным видом на безмятежное море.

Есть ли более утонченная провокация убийства, чтобы ткнуть в мертвые глаза его эту книжечку и прокричать: Вот! вот он — твой столик через год! вот твоя хрустящая скатерть и вид на море!

Ну да ладно.

Наиболее нелепое — это как бы самоочевидность будущего в виде удвоенного настоящего при нереальности последнего, уже в самый момент своего обнаружения предстающего как не-реальность, и являющегося удвоенным фантомом, экстраполированным в будущее.

О! Самое опасное ожидать чего-то, пытаться проникнуть за кольцеобразный горизонт инерцией прямолинейного продолжения набранной скорости предыдущих забот и упований. О, мы знаем это! мы знаем чемпионов этого и результаты их общественно-преобразовательской деятельности! Мечты и чаяния наши уходят в космос и растворяются, виртуально продолжая аксиологию нынешней пафосности и смирения. Увы, только ретроспективно считываем мы как последовательность воздвижения винтообразного горизонта жизни, обретающего структурность и иерархичность в обрезании вырывающихся за его пределы хвостообразных, космообразных потуг выскочить за его пределы.

Только возвращение этого фантомного образования нынешнего в статусе футурологии порождает сложнейшую драматургию выстраивания как бы реального вроде бы будущего. Нет, нет! Следующего года нет! Как нет будущего и в целом! нет его, схваченного и инсталлированного! Есть мечты о будущем, что есть настоящее, которого, как мы выяснили, тоже нет!

А в общем-то, конечно, я тоже кое-что предполагаю в будущем. Вот, например, к 2000 году надо написать 20 тыс. стихотворений (17 тыс. уже есть), несколько вот выставок надо устроить в ближайшие годы, — есть некоторые соображения на этот счет. Да и, конечно, вот есть в планах через год-другой встретиться с одним нужным человеком в одном удаленном отеле одного уединенного уголка света, в ресторане, за столиком с белой скатертью, с прозрачными бокалами, с обворожительным видом на безмятежное море.

В общем, все будет хорошо.

Собственно, будущее, как удобнее себе представить представление о нем, — есть пересечение двух перспектив (по-научному выражаясь), или по-другому (по-простому, по-житейски) его можно рассматривать в пределах двух пересекающихся горизонтов. <���Первое> — живое видоизменение в пределах живой истории, наиболее актуализированное для наблюдателя и делателя (в нашем случае — слабого смертного художника) в пределах его непосредственной задействованности, завлеченности (даже я с горечью добавил бы — обреченности!) — это интересно! интригующе! завораживающе! В этом варианте будущее предстает неким фантомным образованием (конечно, с футурореликтовыми чертами, то есть с чертами нынешними, неизбежными экстраполяциями на некий неясный интуитивно-проективно вычленяемый и постулируемый абсорбирующий фантом будущего), не обязанный быть реализованным, но присутствующий как некая эвристика для выстраивания аксиологии (конечно, сложно, но как выразиться проще?!).

Второе — это горизонт личной жизни. И все зависит от того, из какой точки, в каком возрасте дается описание этого самого проклятого (нет, нет, я не то имел в виду, как это обычно говорится — проклятые вопросы!) будущего, поскольку разные статусно-возрастные состояния порождают весьма разные соотношения и, соответственно, оценки конкретных действующих сил (то есть — соперничество поколений, поколенческая укрепленность в определенном культурном менталитете, сложившиеся групповые стратегии и просто личные привязанности, возрастные амбиции и фобии, различные возрастные состояния метаболического процесса и внутренней энергетики и пр.), что порождает определенные, впрочем, достаточно прочитываемые искривления (не как, скажем, искривления позвоночника, то есть функциональные нарушения, а как искривления, скажем, силовых и мировых линий) картины ближайшего, конкретного, в данном случае, будущего. При всех конкретно-временных, исторических, культурных и психофизических различиях вполне вычленяемы архетипы возрастных восприятий категории будущего и настоящего, типа для юных-молодых — все впереди! будущее за нами! (и действительно, действительно за ними, но априори, им обеспечено только ближайшее будущее, и спутывание будущего и будущего, весьма печальная иллюзия), и для старых — конец всего, после нас нет ничего интересного и значительного (в варианте катастрофического, апокалиптического сознания — крах всего святого!).