Натан Дубовицкий - Подражание Гомеру [based on a post-true story]

— И горох, — подобострастно развил идею начальника Танцор.

— Горох? Горох тоже подойдет, — слегка запнулся Фреза. — Мысли берите недлинные, желательно местного производства, от заморской экзотики может у низших чинов случиться расстройство мозга и вспучивание головы. Поэтому побольше простоты, поменьше сложностей. Проще, гуще, быстрее — вот как надо! Выполняйте!

— Есть!

— Кстати, текст моего выступления завтра будет готов?

— Так точно, завтра, как приказывали.

— Записывать когда будем?

— Когда прикажете.

— Ладно. Можете идти.

— Есть.

Когда Танцор убыл, командарм позвонил Серпу-И-Молоту:

— Пометьте себе. Танкист. Позывной Трак. Неуставные размышления. Присмотрите за ним. Да ну нет… Пока только присмотрите.

ВОЙНА

Затем, подписав несколько приказов и распоряжений, он с удовольствием решил, что рабочий день закончен. Спустился по лестнице на улицу и зашагал по широкому тротуару, здороваясь с прохожими и продавцами торговых лавок. За ним, как обычно, увязались Багор и три сержанта личной охраны. Фреза всегда ходил домой пешком, хотя знал, что на него охотятся вражеские диверсионные группы. Поступал так не из пустой бравады, а для внушения бодрости бойцам и местным жителям. Шел всегда подчеркнуто не спеша, останавливался то семечек купить, то афишу прочитать, то потолковать с гражданскими про цены и про погоду. Пусть все видят и понимают: в городе спокойно, все под контролем.

На часах было десять, в прежние времена уже начало бы смеркаться, но с тех пор, как Земля слегка съехала с орбиты и начала летать вокруг Солнца по, как выражались ученые, «предхаотической траектории», дни то затягивались сверх нормы, то обрывались вдруг внезапно, сменяясь столь же ненормальными ночами. Погода тоже чудила, времен года стало неопределенно много, они не чередовались предсказуемо, а менялись и мельтешили совершенно беспланово.

Война город задела не крепко, ухватила его только за северо-западный бок, чадила и присвистывала с краю. Здесь, где промзона сходилась с одно-двухэтажным жилым предместьем, располагался в бывшем заводоуправлении один из командных пунктов Фрезы.

Заводы не работали и понемногу исчезали. Сим уверял, что местные в сговоре с противником, они заказывают ему обстрелы промышленных объектов, затем составляют акты о невозможности их восстановления, распиливают руины на металлолом, который и продают затем «на ту сторону» бизнесменам, спонсирующим врага. Сим также отмечал, что без соучастников в Народной Армии такие махинации были бы невозможны и что имеются данные о некоторой близости Строгого и Минуса к этому гнилому делу. Командарм не реагировал. Он не прощал невыполнение его приказов, неуставную болтовню, неопрятный вид и вранье, но к воровству был на удивление снисходителен. Конечно, открытый разбой, демонстративное мародерство карались беспощадно. Но тех бойцов, кто грабил скромно, без удали, не напоказ, Фреза не трогал. По личному опыту и из книг по истории, а больше по чутью и угадыванию главного в разных сортах людей он знал, что воин, не случайно призванный, а настоящий, природный воин по натуре всегда бандит. Самые лучшие, самые идейные его солдаты, искренне считавшие себя бескорыстными патриотами, и те на самом деле начинали скучать, если подолгу нечего и не у кого было реквизировать, отжать или хотя бы просто украсть. Поэтому командарм, улавливая тонким слухом коммерческое копошение в глубине войска, не мешал этому естественному процессу, но слушал внимательно и следил, чтобы не разросся он шире безопасных размеров, чтобы не было заступов и перебора. Бойцы понимали, что их возня слышна ему, и, из уважения не желая оскорбить его слух, шуршали аккуратно, не заступая за красные линии, мысленно проведенные им и мысленно угадываемые ими.

Война же шла своим чередом. Если не случалось крупных операций, потери сторон были примерно равные. В месяц обычно выходило в общей сложности двадцать двухсотых и полсотни трехсотых. Сверх того, укры по свиному своему характеру любили палить по жилым кварталам, так что штук шесть мирных обывателей, как правило, набивали. Потери эти, ничтожные в сравнении с многими тысячами первой стадии конфликта, давно стали привычными и никого не интересовали. А если почему-то выдавался месяц из ряда вон выходящий и потерь становилось вдруг значительно больше или, напротив, существенно меньше, поднимался страшный шум, международные наблюдатели и журналисты начинали галдеть, начальство суетилось, все пытались понять, что пошло не так. Наезжали из центра проверки и комиссии, устраивались выволочки, распекания и просто задушевные беседы матом, наводился порядок, то есть переставлялись с места на место командиры, подразделения, слова в инструкциях, склады и укрепления, и ситуация нормализовывалась, война возвращалась в прежнее русло и шла опять по-старому: двадцать двухсотых, полсотни трехсотых, шесть мирных, двадцать двухсотых, полсотни трехсотых, шесть мирных…