Натан Дубовицкий - Подражание Гомеру [based on a post-true story]

Поначалу война была молодой, горячей. Красивая и беспечная была. Противников неудержимо влекло друг к другу, они жаждали близости и не раз, позабыв обо всем, заключали друг друга в страстные объятия рукопашных схваток. Но прошли годы, война постарела, подурнела, замедлилась. Прежней страсти уже не было, и как пожилые супруги в затянувшемся браке, воюющие стороны хоть и не расходились, но и сближаться уже не очень желали, держали дистанцию. Маневрируя на расстоянии, все чаще перепоручая ратное дело беспилотникам, постреливая издалека и не особенно целясь, каждый давно уже втайне мечтал о другом враге и другой войне.

Фрезе, как и всем здесь, тоже надоела эта вялая канитель, он не хотел победы по очкам, у него был хороший план большой последней решительной битвы. Ресурсы были накоплены и распределены так, чтобы в любой момент можно было провести неожиданный удушающий прием, утопить почти всю (а при некотором везении и просто всю) вражескую армию в котле пострашнее иловайского. Но из центра шли сдерживающие директивы, какие-то незнакомые ему люди в пиджаках на каких-то неразборчивых переговорах заключали какие-то необъяснимые перемирия, в которых вязла, и глохла, и никак не кончалась постылая война.

ДОМ

Жил Фреза в реквизированном особняке бывшего депутата местного совета, сбежавшего в Киев и порой робко позванивавшего оттуда на свой домашний телефон, чтобы спросить, что, мол, шановний пан сепаратист, стало с тремя банками абрикосового компота, не скушали ли их случайно героические бойцы, и если еще нет, можно ли, чтобы зашла сестра жены забрать две из них для племянников, а одной пусть угостится пан командарм, от всего сердца передайте ему приятного аппетита и спасибо за то, что сохранил дом и не дал разместить в нем госпиталь, как, слышно, кто-то предлагал, да и просто растащить могли, время-то военное, да вот бог уберег. Фреза к домашнему телефону никогда не подходил, и обычно с законным хозяином балагурил Багор, а с недавних пор и Нада общалась с ним вполне охотно и даже сама звонила депутату, чтобы получить советы по домоводству, узнать, как включается обогрев пола в прихожей и нет ли какого способа избавиться от гусениц на яблонях.

Вот и сейчас, когда Фреза вошел в дом, она болтала с депутатом, по обыкновению тихо смеясь и сияя своим тихим сиянием.

— Ой, Евген Евгенович, не могу больше говорить, позвоните завтра утром, а я пока попробую то, что вы сказали… Здравствуй, милый, ты почему меня прогнал?

Фреза как можно нежнее ответил:

— Не прогнал. Не надо тебе там.

— Там не надо, а где надо? В рестораны ты со мной не ходишь, на концерт позавчера не взял, по магазинам не разрешаешь, что ж мне, дома что ли сидеть, на портреты Евгена Евгеновича тупо пялиться целый день?

Депутат, действительно, в украшении своего жилища как-то особенно налегал на портреты себя — фотографические, графические, живописные, скульптурные, они были развешаны, расставлены и разложены повсюду, отовсюду глядело его хитрое, воровато-доброе хомячье лицо с бараньими глазками. Фреза, когда ел или ложился спать, отворачивал портреты к стенам, но назавтра реквизированная вместе с домом домработница Леся возвращала лики хозяина в правильное положение.

— Не надо на портреты. Пойдем завтра в кино, — предложил командарм.

— Почему не сегодня?

— Потому…

— Потому что сегодня я приготовила моему милому борщ, это лучше любого кино… Пошли в столовую.

Фреза борщ ненавидел и по идеологическим соображениям, и так. Но, чтобы не огорчать Наду, съел полную тарелку до дна, на котором проступила из-под борща выписанная гжелевской краской на фарфоре депутатская рожа с вензелями.

Нада не знала не только о его предпочтениях в еде. Командарм вообще ничего ей о себе не рассказывал, потому что его личные данные были засекречены, а также от неловкости, которую испытывал от этих неуместно посреди войны ласковых отношений.

ПРОВЕРКА

Недель пять примерно назад Фреза нагрянул с проверкой в отдельную штурмовую роту четвертого пехотного батальона, которая по обыкновению бродяжничала, перехватив ее на марше, на полпути между Зугрэсом и Коксоградом. Минус нехотя и не сразу остановил свою колонну, потом долго и как будто делая командарму одолжение строил подразделение в бетонном кармане трассы.

Наконец рота встала в три расплывчатых шеренги, а чуть в стороне, возле придорожного шашлычного ларька, столпились попутные бабы, всегда таскаемые Минусом за собой.